* * *
Ты - всё ещё отрок, войти не умеющий в фальшь,
и в ямке грудины по-прежнему ноет тревога.
Бездарна отрывистость окрика "Фас!" или "Марш!"
Блаженна протяжная, лучше по снегу, дорога...
Стал голос твой твёрже, а почерк острее, когда
ты понял вполне, что бежать от себя невозможно.
Иглой ледяною снабдили тебя города
для поиска звёзд - внутривенно, а также подкожно.
Каким ни спешил бы путём - возвратишься к себе.
В конце виража - обретенье осевшего дома.
А соль на щеке или привкус тепла на губе
нисколько не смажут сугробной черты окоёма.
Каким ни скользи гололёдом - придёшь до Суда
туда, где тебя отдадут твоему лишь закону,
где тени сквозят, как плоды крепостного труда,
где белую кроличью шапку кровавит звезда -
живая, как птица, припавшая к снежному лону...
* * *
Коля Дмитриев... Снежная хвоя,
подмосковной Малеевки сосны.
Там под ветками нас только двое
средь отчизны, трескуче-морозной.
Да и надо ль иного нам ляда,
летнеглазый мой Зимний Никола?
Кроме звука минутного лада
посредь смуты, разлома-раскола?
Пропоёшь ли, просвищешь ли чище
иль пропьёшь соловьиное право?
"Крепко дружат стихи и винище,
две наследных российских отравы..."
Светит в сумерках зимняя Руса
сребророзовым неба исподом.
Русь-снегурка! Снегирь твой и муза -
всё бездомней снуют пред исходом...
И кора сосняка на закате
то ли кровью искрит, то ли медью...
Коля, братец! Крестовые братья -
не Петровой захлёстнуты сетью.