Усталость не от нагрузки, часов работы и недосна,
усталостью дышит здесь каждый двор.
Я пыльный сняла костюм добродушного пса,
что по-наивному кладет голову
на бедро.
Ложь не в рекламных паузах, не в прессе желтой,
где заголовок трещит
по швам,
реклама сама просит милостыню в переходах,
рекламе кланяются в церквях.
Мы носим бирки, брендуем тело. За ворот майки
нас подвешивают в СИЗО,
но изучают не преступление в целом,
а ноги в найках
и свежетонированное лицо.
Усталость в небе пишет вердикты, серым
контуром обводя
потерпевшей кометы труп.
Я устаю смеяться над мужчинами крепкотелыми,
что курят
по-женски тонкие сигареты
и
(даже за себя)
ответственность не несут.
Я устаю от людей-радио, от людей-вешалок
и людей.
Я не молчу, когда слышу
жалобы,
я вижу лица. И вижу зверей.
Я устаю от цирка, что вне арены.
И дрессировки я не терплю,
как если белка заставит колоть орехи,
а пациент накатает рецепт врачу.
Я устаю
размахивать над толпой "скорбящих"
хрупким букетиком пряных гвоздик.
Все эти свечи не стоят и градуса
тех пожарищ,
которыми освящают нарисованный лик.
Только б успеть напоить народец,
пока хмель не упал в цене.
Ну а мы им пьяны еще до рожденья, еще в утробе
глотали ложь,
чтоб не стать сильней.
Связкой пушечных ядер на шее кредит,
долги
приумножают остальные проблемы.
Я пишу не о том, что попросят. А о том, что
болит
и уже хорошенечко
наболело.