уже давно…душа не может
слова как камни слышать ночью,
и слёзы…голос как окно
впускает холод звучно в ноги.
и дрожь скользнула…стучат зубы
от страха видимых видений,
и голова…болят колени
стоять на пике мыслей голых.
стяжать себя…смириться с этим,
и выдирать волос начало,
и крик разрозненный как тигр
вздымает тень мою от пола.
смотрю и вижу…темнота,
свет здесь подобен смерти жала,
её улыбка…взгляд надорван
той тишиною, что как пламя
съедает сердце…сквозь телесность,
тепло в петлю сажает душу,
и бездыханность…бестелесность
рождает в сердце моём тьму.
я очернён, подавлен, сгорблен,
унижен, гордо оскорблён,
и в то же время я спокоен,
как будто жизнь рисует счастье
карандашом воспоминаний,
холст полон пройдённою тканью,
мазками веры непокорной
и настроением прекрасным.
художник будто берег видит,
и волн бушующих задор,
он вместе с ними ветер слышит,
ступая меж водой, песком.
и вторит радости мятежной,
своею робостью в карманах
в пальто, не хочет руки греть
пред улыбающемся солнцем.
воображение, как красиво –
полёт безоблачности мыслей…
разочарованность стучится
в незатворённое окно,
напоминая вскользь, что ночью
тень отделилась от меня.
мне нет покоя, сложно с этим,
когда никто с тобой не дружен,
и даже собственная тень
предать готова моё тело.
я не изгой ли, не отшельник,
я одинок, как Бог на небе,
в него я верю, но не вижу,
себя я вижу, но не верю,
не верю в то, что так случилось,
произошёл ли перелом?
но я, как раненая птица,
лечу вперёд, имея цель.
и пусть не будет сил продолжить,
и пусть с высот я кану вниз,
ту скорость, что была б возможна
я за узду пришпорю тихо.
и смысл явится сейчас же,
затмив собою неизбежность,
я поцелую сердце нежно
и обниму в последний раз,
своё молчание явив.