Когда грядёт большая драка,
Свистят в пространстве кулаки
И ошалевшая собака
Вонзает в задницу клыки.
Под песни раннего горниста
Тебя, вдруг, вскроет ржавый нож,
Как банку с завтраком туриста
Хорош он или не хорош.
И вот уже душа больная
Над телом медленно плывёт.
Внизу, как будто узнавая,
Одежду, вспоротый живот.
И на груди, скрестивши руки,
Стоит назначенный палач.
Смешались в кашу мысли, звуки
И нарождающийся плач.
И сквозь толпу, как пряник новый,
Расталкивая всех взашей,
Ступает важно участковый
Отец дворовых алкашей.
А дальше, выше, выше, выше
Незримый лифт тебя несёт.
Внизу расплавленные крыши,
Под ними кто-то там живёт.
И город весь, как на ладони,
Лежит корявым пирогом.
В плену мучительных агоний
Ты жил там тоже, а потом,
Тебя не стало в этом мире,
На девять и на сорок дней
В твоей незапертой квартире
Напьётся троица друзей –
Тоска, разлука, невезуха,
Что были до конца с тобой.
Тебя любя, как мать старуха,
Бывал ты трезвый, иль хмельной.
И все волнения земные
Теперь, как видно, ни к чему,
Тебя берут отцы седые
И под руки ведут к Нему.
К Тому, один кто только в праве
Всегда за всех судьбу решить.
Вернёшься ты в другой оправе,
Ты умираешь, чтобы жить.