У Деи кожа фарфорово-белая, и ни единой крапинки
Молочного шоколада на шее, ключицах и пальцах
Дея невинная и несмелая, такую только на праздники
Наливать пару капель в кофе и любоваться.
И глаза у Деи такие громадные нефритово-изумрудные,
Словно листья землячничные, спрятаны ото всех подальше
Словно полны ручейных вод, спокойные и не мутные
Без единой волны недоверия или фальши.
Дею рисуют, пишут, вылепливают своими пальцами
Убирают неточности, вышлифовывают сотни лет
Подбирая пастельные гаммы разными вариациями
Никогда не находят тот подходящий цвет.
Дею кладут на музыку, укрывают ласковыми нотами,
Вырезают скрипичные ключи на её бархатистом теле,
О ней никто не умел говорить пейзажами, натюрмортами
Переводя свои дорогущие искусные акварели.
Все завидуют Дее, делая её непригодной к проживанию
Насыщая её мифичностью лесных позабытых дорог,
Распыляя в неё самые глупые аматорские желания
О которых и думать не каждый, наверное, смог.
Гиперболами как эмалью, окунают её в слова волшебные
Упрекая забывчивостью, инфантильностью, даже глупостью
Но когда проклинания,даже дерзкие, совсем не действуют
Они снова жалуются на хамовитых водителей и коррупцию.
Только Дея такая парадоксально образцовая
Слишком выточена сценически-театральными повадками
Будто кожа её из бархата,а сердце совсем свинцовое,
Не испорченное валерьянами и заплатками.
Знает Дея, как сложно бывает жить одинокими вечерами,
и слеза по щекам течёт как сбежавшая пленница.
Дея берёт коричневый фломастер своими тонкими руками
И рисует на своих предплечьях большую и малую медведицу.