На пыльных антресолях одной из обычных городских квартир происходило то, что обычно и происходит в обычных городских квартирах: там хранились старые, вышедшие из употребления вещи. Судьба их сложилась по-разному: одни служили своим хозяевам долго и износились донельзя, другие сломались при различных обстоятельствах, о которых уже и сами-то не помнили, а третьи были разбиты, но по каким-то причинам оказались не выброшенными на свалку: бережливая рука хозяина припрятала их на антресолях, ведомая обычной логикой бедных людей - "а вдруг пригодятся"…
За долгие месяцы вынужденного заточения под потолком вещи перезнакомились друг с другом и зажили своей тихой и незаметной для обитателей квартиры жизнью, время от времени радушно принимая новичков в свой сплочённый общей бедой коллектив. Новички, по обыкновению, сначала некоторое время плакали, страдая от увечий, сокрушались о том, что их жизнь кончена, но потом, оглядевшись вокруг и увидев улыбающиеся лица и доброжелательность других поломанных вещей, постепенно приходили в себя и учились жить заново.
Все оказавшиеся на антресолях вещи были безмерно благодарны старожилу здешних мест – старому Патефону, который, вероятно, и был первым жителем пыльных полок. Патефон, поскрипывая, часто ворчал, что места для жизни становится все меньше и меньше, но именно он по вечерам собирал вокруг себя тех, кто долго не ложился спать. В такие вечера вещи обычно вспоминали о прежних годах, рассказывали разные истории из своей, вещественной, жизни и строили догадки о том, как сложится их дальнейшая судьба. А старый патефон вновь и вновь заводил свою старую пластинку: собственную лекцию о смысле жизни. Он был прирождённым философом, любил порассуждать о судьбах вещей и людей, да и вообще слишком серьёзно относился к жизни, за что и был отправлен на антресоли: в те времена, когда он ещё использовался отцом хозяина для культурного времяпрепровождения, он ни в какую не хотел слушать легкомысленные песенки, вошедшие в моду в те годы, и в знак протеста останавливался после нескольких оборотов пластинки. Разозлившись, старый хозяин купил магнитолу, а Патефон поселился под потолком. Таким образом, он был единственным абсолютно исправным среди прочих вещей, что, видимо, в значительной степени способствовало формированию его философского взгляда на мир, ведь он не страдал от поломок или изношенности и, следовательно, не тратил своё время на сожаления и жалобы на судьбу.
Вот и сегодня, когда в квартире стихли все звуки, вещи собрались вокруг Патефона и он приглушённым голосом заговорил:
- Среди множества видов жизни, встречающихся на планете, есть один совершенно особенный. Он порождён исключительно человеком и сопровождает человечество сквозь тысячелетия - это жизнь поломанных вещей. Искалеченные своими же создателями и пользователями, они продолжают своё существование в этом мире – более или менее долго, что зависит от множества обстоятельств, из которых, собственно, и состоит сама жизнь… Зачастую, будучи отремонтированы, вещи вновь попадают под молох цивилизации – до следующего раза, который может оказаться фатальным. Должен вам сказать, что я вижу какое-то удивительное совершенство в поломанных или разбитых вещах: оно заключается в том, что они вышли из бесконечного круга потребительства и напрочь лишились утилитарности - она исчезла вместе с нужностью. А сам факт поломки, выхода из строя и невозможности дальше обслуживать потребности людей становится началом совершенно новой жизни – жизни, где тебя не используют. Мы были просто вещами, а стали - личностями! Даже если мы стары или не совсем исправны, мы – свободны! Конечно, наша гибель неминуема. Но что вечно? Жить, всё время думая о смерти, - неразумно, друзья мои. Неважно, сколько ещё мы проживём здесь, важно – как…
Он продолжал и продолжал, говоря о взаимопомощи и поддержке друг друга, о дружбе и любви. Он приводил в пример счастливый союз треснувшей Лейки для цветов и старого Пресс-папье: они познакомились на антресолях, полюбили друг друга и уже несколько лет не расстаются, а когда Лейка порой плачет, вспоминая прежнюю жизнь, Пресс-папье нежно прижимается к ней и промокает капли её слёз…
Патефон говорил о том, что никогда ни о чём не стоит сожалеть, о том, что полезным можно оказаться, даже будучи поломанным, и о том, что… И о том, что…
И старые вещи, засыпая под его тихий голос, переставали чувствовать свои изъяны и улыбались во сне. И Патефон тоже постепенно замолкал, но, засыпая, не переставал размышлять о том, что порой для того, чтобы стать свободным, нужно сломаться…
***