Ну, здравствуй.
Так вот каким ты мог бы быть… был. И я могу общаться с тобой монологом. Впрочем, мы всегда общались монологами – даже сорок лет назад, когда были юными. Не знаю, произносил ли эти монологи наедине ты. Может быть… я узнавала это по некоторым деталям стихов, которые для других оставались тёмными и непонятными.
Я встретила тебя вчера на портрете в книге, которую принесла подруга. Какой-то мало знакомый – отяжелевшие черты лица, за толстыми стёклами очёчков прочитывается мудрость. Так и кажется, что если потереть хорошенько, на донышке запылённого, законопаченного наглухо сосуда распустятся зелёные клейкие листочки и вспыхнет солнечный зайчик. Впрочем, в жизни такого быть не могло. Когда бы мы не встретились, время сжалось бы в гармошку, отбросив напрочь 20, 30, 40 лет. И мы снова стали бы 26-летними. И я, как тогда, сказала бы что-то резкое и обидное, чтобы немедленно прекратить контакт. Ты это знал слишком хорошо. Ни одной трещины не должно быть в дамбе, где море выше отвоёванной долгим трудом плодородной нивы. Негоже шаровой молнии разряжаться в мирном жилище.
Наши судьбы летели в параллельных пространствах, вот и славно. Жить и дышать можно в мире, а не в антимире; одноимённые заряды расталкиваются, а разноимённые взаимно уничтожаются. Есть выход: пустить ток по заизолированным проводам. Тогда всё будет спокойно и разумно. Но сорок лет назад мы с тобой не стали изучать электротехнику. И я ни о чём не жалею.
Твоя жизнь оборвалась раньше, рассыпавшись яркими огнями. Под личным контролем ты никогда не позволял ей так озаряться. Тоже жил за дамбой, тщательно замуровывая и заполировывая трещинки. И вот световое половодье хлынуло. И я стою, как в юности, на полярном снегу, задрав кверху голову перед развёртывающимися голубыми, красными, зелёными воланами северного сияния. Безопасно… и даже красиво.
Не без удивления понимаю, что мне очень даже интересно по стихам проследить «другую» жизнь, отяжелённую временем – так палеонтолог по отпечаткам на камнях воссоздаёт в воображении доисторический лес. В этом мире мне не надо посторонней помощи, даже если что-то воссоздастся не так. Что найду – всё моё.
Вижу, что ты стал шире и богаче, чем я могла представить себе это раньше. Искренне радуюсь, потому что это теперь тоже становится моим. Ни одного автора в сборнике «Приют неизвестных поэтов» я не буду читать так пристально, как тебя. Спасибо за богатство твоего мира.
Спасибо, что ты был ярким.