Я так долго смотрел на север и север стал присматривается ко мне:
расползаться папоротником по венам - подальше от кривого хребта
горнего мира; истина, как повелось – не в крови, не в вине,
но неф, нерв, мера иерусалимского храма, любимая под полётом камней – свята
Север рекурсирует в клетку, делится колонией римлян-бактерий
на грозди африканских провинций, вызревших ещё до разрушения Града и Храма.
Север стирает сумраком глаза и лица; упряжки голодных псоглавых мистерий
могут продлиться алмазным или стеклянным салом харама
Север – боль, и когда её зияющее совершенство сияет невыносимо
меня успокаивает созерцание твоего танца под чистым багряным ритмом
Твоя пляска, родная, убеляет все эти адские зимы
всех тех, кого я любил и резал вербальной бритвой
Ты - красота ложного золота, пиратский пирит, небо в раух-топазах,
блистательная легенда, игра разумов всех, у кого я учился
Ни один из твоих даров и ударов не убивает сразу
оставляя алмазные колесницы казанской казнью в казне детинца
Беседы с тобой – очищение стоп во вражески-алом,
имбирное пиво, горчащее вкусом новой победы
ты убаюкиваешь моих дьяволов и демониц пенным валом
цунами мыслей о море и мире, о мойрах, о том, что не все ещё песни омыты и спеты