Беру за руку нежно, крепко
Обожания свой предмет;
От Его красоты нетленной
Тело дрожью бьет мелкой,
Жаркой водой залиты глаза;
Растекается терпкое чувство,
Застилая собой небеса.
Замирает в жилах кровь,
Резко встает на дыбы,
Несется резчайшим галопом!
Аромат Его — опьяняет; оттеняет
Больной огонек восхищенных глаз,
Будто луч, что кромешную
Горючую смоль собой разрывает...
Ангел, Бог, Абсолют ли земной —
Нет значения, как обозвать
Мой источник пылкого вдохновения;
Я любуюсь; на губах
Трепета немая печать.
Еле ноги держат меня,
Когда благолепным шедевром пьяна.
Я веду сие чудо; там впереди свет —
Одинокий и пыльный торшер,
И в его замутненном взоре,
Что радиусом не более
Маленького, обеденного стола
Времен самых советских,
В его сумрачном взоре, что скрывает
Картину действительности во тьме,
Осветляет лишь маленький, ветхий,
Объеденный летами карлик-табурет.
Своего драгоценного я веду,
Прямиком в центр, во свет.
Его поработившую мои мысли,
Душу и чувства фигуру,
Воздвигаю на постамент:
Держу за руку, пока Он
Ступает своею ногой —
О Сатана! До чего же хорош собой!
Он украшает весь тусклый свет!
Такой чистый, невинный, нежный...
Столь доверчивый и уязвимый...
Дрожащими, влажными руками
Бережно помогаю накинуть шнур.
Одним резким, верным движением
Табурет из-под ног Его выбиваю:
Слышу магические, мелодичные
Стон, кряхтение, хрип..?
На разбитых коленках сижу,
Молча, тихо... Едва дыша.
На коленях сижу. И наблюдаю.
Как Любовь умирает моя.
Как Возлюбленного убиваю я.