(1873 – 1924)
13 декабря – день рождения Валерия Брюсова.
Этот выдающийся поэт Серебряного века отличался глубокой эрудицией и плодовитостью. Писать он начал рано – комедия "Лягушка" написана им уже в четырехлетнем возрасте. Темы его произведений – разнообразные. В 1894 году он молитвенно обращался к Богу:
Облегчи нам страдания, Боже!
Мы, как звери, вгнездились в пещеры –
Жестко наше гранитное ложе,
Душно нам без лучей и без веры.
В 1911 году он пишет о страданиях Христа («Крестная смерть»):
И вдруг Он вздрогнул. Мы метнулись,
И показалось нам на миг,
Что глуби неба распахнулись,
Что сонм архангелов возник.
Распятый в небо взгляд направил
И, словно вдруг лишенный сил,
«Отец! Почто Меня оставил!»,
Ужасным гласом возопил.
И римский воин уксус жгучий
На губке протянул шестом.
Отведав, взор Он кинул с кручи,
«Свершилось!» – произнес потом.
Все было тихо. Небо чёрно.
В молчанье холм. В молчанье дол.
Он голову склонил покорно,
Поник челом и отшел.
Кое-кто пытался рассматривать Брюсова как ярого богоборца и сатаниста, устроителя «черных месс», ревнителя древних языческих религий, в которых он старался найти «утерянную тайну».
Его критики утверждали, что сам он ни во что светлое не верил, крепко связался с тёмными силами и многие его последователи успешно работали на Лубянке, в ЧК, где были «хорошими следователями».
Поэт Валерий Брюсов – в прошлом символист, стал коммунистом, и потому, мол, был связан с тёмными духами. Разумеется, бесов, спровоцировавших народ на революцию, светлыми не назовешь.
В этом вооруженном восстании не только Брюсов, Блок, Есенин и Маяковский, но и многие другие близорукие поэты увидели перспективу нового, преображённого мира, уничтожающего старую буржуазную культуру, и возрождение счастливого общества.
Революционные стихи пролетарских поэтов стали дифирамбами красному Октябрю, как преамбуле грядущего коммунистического рая. Наряду с Маяковским Брюсов внес значительный вклад в «русскую литературную лениниану», При этом поэт совсем позабыл о собственных «заветах», изложенных в 1896 году в стихотворении «Юному поэту», где он призывал юных стихотворцев не жить настоящим, а поклоняться искусству.
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее – область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.
Правда, надвигающаяся революция привлекала его, прежде всего, своей разрушительной стороной. Революционерам он откровенно заявил: «Ломать я буду с вами, строить – нет». Это побудило Ленина сопричислить Брюсова к поэтам-анархистам.
Ничего нет крамольного в том, что поэт создавал оды «человеку труда», как в стихотворении «Работа», написанном 18 сентября 1917 года:
Великая радость – работа,
В полях, за станком, за столом!
Работай до жаркого пота,
Работай без лишнего счета, –
Все счастье земли – за трудом!
Хотя у комментаторов иногда возникает вопрос: за каким столом – письменным или обеденным – более счастлив человек?
Размышляя о счастье, Брюсов восклицал:
Пока есть небо, будь доволен!
Пока есть море, счастлив будь!
Пока простор полей раздолен,
Мир славить песней не забудь!
Родители предоставили юному поэту возможность самовоспитания, уделяя большое внимание в семье материализму и атеизму. Валерию строго запрещали читать религиозную литературу, оберегая его от всяких сказок и мистики. Притом идеи Дарвина и принципы материализма он усвоил раньше, чем научился умножать, – по его собственному признанию.
В отроческие годы Брюсов считал своим литературным кумиром Некрасова, был очарован поэзией Надсона. В 1900 году молодой Брюсов так охарактеризовал четыре отрады в своей жизни:
Знаю я сладких четыре отрады.
Первая – радость в сознании жить.
Птицы, и тучи, и призраки – рады,
Рады на миг и для вечности быть.
Радость вторая – в огнях лучезарна!
Строфы поэзии – смысл бытия.
Тютчева песни и думы Верхарна,
Вас, поклоняясь, приветствую я.
Третий восторг – то восторг быть любимым,
Ведать бессменно, что ты не один.
Связаны, скованы словом незримым,
Двое летим мы над страхом глубин.
Радость последняя – радость предчувствий,
Знать, что за смертью есть мир бытия.
Сны совершенства! в мечтах и в искусстве
Вас, поклоняясь, приветствую я!
Радостей в мире таинственно много,
Сладостна жизнь от конца до конца.
Эти восторги – предвестие Бога,
Это – молитва на лоне Отца.
В начале 1890-х Брюсов увлекся сочинениями французских символистов — Бодлера, автора «Цветов зла», а также Верлена и Малларме, которые открыли ему, как он говорил, новый мир.
С выходом в свет сборника «Urbi et Orbi» он стал тогдашним гроссмейстером поэзии и авторитетным лидером символизма.
Вместе с тем в стихотворении «Наш демон», эпиграфом к которому он взял слоган Менандра «у каждого человека свой демон» (1908), он пытался этот «демонизм» приписать всему русскому народу:
У каждого свой тайный демон.
Влечет неумолимо он
Наполеона через Неман
И Цезаря чрез Рубикон.
Не демон ли тебе, Россия,
Пути указывал в былом, –
На берег Сити в дни Батыя,
На берег Дона при Донском?
Не он ли вел Петра к Полтаве,
Чтоб вывести к струям Невы,
И дни Тильзита, дни бесславии,
Затмил пыланием Москвы?
Куда ж теперь, от скал Цусимы,
От ужаса декабрьских дней,
Ты нас влечешь, неодолимый?
Не видно вех, и нет путей.
Где ты, наш демон? Или бросил
Ты вверенный тебе народ,
Как моряка без мачт и весел,
Как путника в глуши болот?
Явись в лучах, как страж Господень,
Иль встань, как призрак гробовой,
Но дай нам знак, что не бесплоден
Столетий подвиг роковой!
Кстати, в начале 1910-х годов склонные к эпатажу и неразумным экспериментам Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов, Андрей Белый и А. Петровский основали эфемерную масонскую ложу «Люцифер». Ее упразднили сразуже после организации за связь с антропософами. Вряд ли названные деятели культуры принадлежали к движению «вольных каменщиков», но этот факт был заархивирован.
Как известно, высшее образование поэт получил на историко-филологическом факультете Московского университета, который окончил в 1899 году. В 1896 году женился на Иоанне Матвеевне Рунт, которая после смерти Брюсова стала хранителем его архива и издателем наследия мужа. В 1900-1916 гг. был одним из руководителей издательства "Скорпион", в 1904-09 гг. – редактором журнала "Весы", а после закрытия журнала, с сентября 1910 года возглавлял литературно-критический отдел в журнале "Русская мысль".
В поэме «Конь блед» Брюсов затронул апокалипсическую тему:
И внезапно – в эту бурю, в этот адский шепот,
В этот воплотившийся в земные формы бред,
Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,
Заглушая гулы, говор, грохоты карет.
Показался с поворота всадник огнеликий,
Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.
В воздухе еще дрожали – отголоски, крики,
Но мгновенье было – трепет, взоры были – страх!
Был у всадника в руках развитый длинный свиток,
Огненные буквы возвещали имя: Смерть...
Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,
В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.
И в великом ужасе, скрывая лица, – люди
То бессмысленно взывали: "Горе! с нами Бог!",
То, упав на мостовую, бились в общей груде...
Звери морды прятали, в смятеньи, между ног.
Только женщина, пришедшая сюда для сбыта
Красоты своей, –в восторге бросилась к коню,
Плача целовала лошадиные копыта,
Руки простирала к огневеющему дню.
Да еще безумный, убежавший из больницы,
Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:
"Люди! Вы ль не узнаете Божией десницы!
Сгибнет четверть вас – от мора, глада и меча!"
Он поклонялся женщине как великому Божьему творению:
Ты – женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты – в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся – от века – на тебя!
В бурные революционные годы он восхищается не марксистскими трудами, а Библией:
О, Книга книг! Кто не изведал,
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомленный дух – тебе!
В чреде видений неизменных,
Как совершенна и чиста –
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!
Не меркнут образы святые,
Однажды вызваны тобой:
Пред Евой – искушенье змия,
С голубкой возвращенной – Ной!
Все, в страшный час, в горах, застыли
Отец и сын, костер сложив;
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец – жив!
И кто, житейское", отбросив,
Не плакал, в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!
Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль!
Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих –
Еще светлей, еще лучистей
Творят ряд образов твоих!
Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, любя:
Еврей, христианин, безбожник,
Все, все учились у тебя!
И сколько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.
Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаешь – алтарь пред человеком,
О, Библия! о Книга книг!
Ты – правда тайны сокровенной,
Ты – откровенье, ты – завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!
В 1917-19 гг. Брюсову доверили руководство комитетом по регистрацию печати, заведование Отделом научных библиотек и литературным отделом Наркомпроса. В 1921 году он создал и возглавил Высший литературно-художественный институт. Попутно он преподавал в Коммунистической академии и в Институте слова. Впрочем, несмотря на все попытки стать «поэтом нового мира», Брюсов этого сделать не сумел.
Периодически, еще с 102 года, он размышлял о своей кончине, в приветственных интонациях:
Здравствуй, солнце, в час кончины,
Над извивами дорог!
Вы, небесные равнины!
Ты, открывшийся мне Бог!
Летом 1912 года, в день 40-летия анализируя свою жизнь, он приглашает в гости смерть. В то время это выглядело некой бравадой, однако спустя 12 лет это «старая гостья с косой», реагируя на его настойчивые приглашения, действительно навестила поэта. А она, как известно, свои визиты повторять не любит.
Пора сознаться: я – не молод; скоро сорок.
Уже не молодость, не вся ли жизнь прошла?
Что впереди? обрыв иль спуск? но, общий ворог,
Стоит старуха-смерть у каждого угла.
Я жил, искал услад, и правых и неправых,
Мне сны безумные нашептывала страсть,
Губами припадал ко всем земным отравам,
Я знал, как радует, как опьяняет власть.
Меж мук и радостей, творимых и случайных,
Я, в лабиринте дней ища упорно путь,
Порой тонул мечтой в предвечно-страшных тайнах
И в хаос истины порой умел взглянуть.
Я дрожь души своей, ее вмещая в звуках,
Сумел на ряд веков победно сохранить,
И долго меж людей, в своих мечтах и муках,
В своих живых стихах, как феникс, буду жить.
И в длинном перечне, где Данте, где Вергилий,
Где Гете, Пушкин, где ряд дорогих имен,
Я имя новое вписал, чтоб вечно жили
Преданья обо мне, идя сквозь строй времен.
Загадку новую я задал для столетий,
На высях, как маяк, зажег мечту свою...
Об чем же мне жалеть на этом бедном свете?
Иду без трепета и без тревог стою.
Взмахни своей косой, ты, старая! Быть может,
Ты заждалась меня, но мне – мне все равно.
В час роковой меня твой голос не встревожит:
Довольно думано! довольно свершено!
После празднования своего юбилея Валерий Брюсов посетил Крым, и попал в день рождения к поэту Волошину. Тот повел гостей на экскурсию по местным достопримечательностям. В горах разразилась гроза, сопровождавшаяся сильным дождем. Брюсов любезно отдал женщине свой пиджак, однако все равно все вымокли до нитки. По возвращении в дом Брюсов почувствовал себя скверно: появился жар и мучительный кашель. Аспирин не помогал. В Москве, хотя болезнь не прекращалась, поэт продожал работать. В октябре ему был поставлен диагноз: «Пневмония, осложненная плевритом».
Когда температура спадала, он просил супругу читать ему вслух Платона и последние журналы. Ко всему прочему он пытался написать рецензию на книгу Безыменского. Однако болезнь прогрессировала, приближая роковую развязку. Он понимал, что скоро покинет этот мир, и несколько раз вскрикивал: «Конец!» Близкие к нему люди рассказали, что восьмого октября он взял жену за руку и с трудом сказал ей несколько утешительных слов. После продолжительной паузы произнёс: «Мои стихи…» – и потерял сознание. Супруга поняла: «Сбереги». Всю ночь он метался и страдал, а в десять часов утра умер.
Когда-то Брюсов признался: «Если бы мне иметь сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня». Он был трудоголиком.
Брюсов знал много иностранных языков и успешно переводил французскую (Верлен, Малларме) и английскую (Байрон, Уайлд) поэзию на русский язык. Кроме того, он переводил армянскую, финскую и латышскую поэзию, произведения Данте, Эдгара По, Мориса Метерлинка, а также поэму "Энеиду" Вергилия. Он был великолепным знатоком римской поэзии, текстов Пушкина, Тютчева и Гоголя.
В жанре фантастики очень популярным стал роман "Гора Звезды", в котором рассказывается о том, что в XIII веке нашей эры на Землю прибыли марсиане и создали в Центральной Африке свое замкнутое государство.
В сборнике Брюсова "Земная ось" (1907), выпущенном издательством "Скорпион", есть фантастическая драма "Земля", в которой человечество гибнет в результате экологической катастрофы.
В рассказе "Ночное путешествие" (1913) герой вместе с дьяволом отправляется в путешествие на одну из планет в созвездии Ориона. Последним строго научно-фантастическим произведением Брюсова является повесть о полете людей на Марс. В 1916 году Брюсов читал в народном университете лекции об Атлантиде. В его архиве сохранились многочисленные неопубликованные рукописи и заметки об этом легендарном континенте. Сумбурной и двойственной была его жизнь в непростое время. Он пытался поклоняться Богу и кумирам, совмещать несовместимое. Только Бог, конечно, ему Судья.
И в заключение эссе стоит привести его искренние строки:
Я много лгал и лицемерил,
И много сотворил я зла,
Но мне за то, что много верил,
Мои отпустятся дела.
Я дорожил минутой каждой,
И каждый час мой был порыв.
Всю жизнь я жил великой жаждой,
Ее в пути не утолив.
На каждый зов готов ответить,
И, открывая душу всем,
Не мог я в мире друга встретить
И для людей остался нем.
Любви я ждал, но не изведал
Ее в бездонной полноте, –
Я сердце холодности предал,
Я изменял своей мечте!
Тех обманул я, тех обидел,
Тех погубил, – пусть вопиют!
Но я искал – и это видел
Тот, Кто один мне – правый суд!