сжигали листья и восхищались,
как невесомо в лучах заката
комочки плыли над горизонтом,
слегка кивая и приседая,
как будто фрейлины или кто-то,
в костюмах фрейлин на детский праздник
добра и света пришедший... даже,
нам вдруг казалось, что это мы.
сжигали письма. их было много
сперва. потом же - осталось столько,
чтоб уместились в карманах мелких,
пришитых наспех и неумело,
как будто мамой - в далёком детстве,
под звуки чайника с колыбельной,
пока уснувший в кроватке кто-то...
нам даже грезились - это мы.
сжигали небо, когда ни писем,
ни даже листьев уже не стало,
и чтобы память не изводила
в моменты полного истощенья
души. не тела! совсем не тела,
а только жалкой его основы,
но без которой его не станет -
и, может статься, исчезнем мы.