Как художник я социальный дефект,
А в стихах - Валерия Бродская.
И пусть эта поэтесса Нижегородская, шлюха вокзальная, Вологодская, статуя похоти, подобная безрукой Милосской -
Кричит в лестничный пролет, как одинокий в голых ногах поэт...
Тебя многие брали, увы, без спроса,
Посягнув на свободу личности твоего изувеченного ногтевыми царапинами в порыве безудержной страсти деревянного корпуса;
Зажимали в углах, каждый раз лишая невинности ноты горько-минорных звучаний -
Ты мой спасательный круг, спасибо за то, что избавляешь меня от этих гнетущих сознание заполярных страданий.
Обечайка удачливой скорби пусть трещит по разрозненным воздухом швам,
И нити латунные рвутся в пьяном угаре танца немого текста прославленных пальцев,
Усмиряй своими воплями прожженные наши души, нас, фатальных скептичных страдальцев,
Берендя мой посыпанный морской йодированной солью сердечный шрам.
Ты моя муза отныне и во веки грешных развратных веков,
Мы с тобой не приемлим обе трактаты позорных в сводах законов -
Меня тянет к тебе, как положительный заряд к отрицательно заряжённому Аниону,
И плевать абсолютно на то, как нас обоих искалечила чертова жизнь, ахаха (философски относящихся к ней талантливых дураков).
Убивай мою грязную боль своим ветреным меццо-сопрано,
Или тихим безмолвным простоем в грязном углу заснеженной мраморной комнаты,
И когда в нотных станах листы с новыми праведными композициями будут порваны,
И когда отпадет последнее жизненное в прокуренных скверах застенчивых улиц, желание.
Ты даешь закурить, когда в кислороде больше не осталось мельчайших частиц целительного никотина,
Поджигаешь любовь своим плачем медно-серебряных, натянутых между ладами, слез,
Помогаешь собраться с шальными мыслями под взрывы июльских гроз,
Окрашенных патокой венозного густо-сладкого Гренадина.
Ты единственная, кто со мной оставалась в минуты дурных оправданий,
Скитаний наземных, переселении из одного бетонного оклика, с шершавым гонением за счастьем, в другой:
Ты одна пропускаешь через себя мои чувства, и в какой-то степени забираешь эту хренову боль,
Как забирают из мутно-кровавых вод лазурное мясо зубы жадных голодных пираний.
И когда тебя рядом, подруга моя шестиструнная (пусть звучит ужасно банально), нет,
Я играю на мыслях табачно-стозвонных окурков, натянутых, в страхе ужаса, струн:
Пусть несется голопом прокуренных снов ретиво-хенкельный, табун -
Не жаль мне напрасно растраченных, прокуренных, прожитых, пропитых в исписанных горечью, помятых поэмах, лет.