* * *
Молитв моя мама не знала,
хотя и крещённой была…
Девчоночка в галстуке алом
иным божествам присягла.
И чёрная метка тридцатых
семьи не коснулась её –
безоблачным, хоть небогатым,
их мирное было житьё.
И в лютую зиму блокады,
горбушку сжимая в горсти,
в глухой немоте Ленинграда
на хлеб лишь молилась один.
Голодный подросток, подранок –
крест-накрест завязана шаль…
Как жаль, что состарилась рано
её молодая душа.
Молитв моя мама не знала,
хотя беспартийной была,
но зорко очаг свой, как знамя,
от вражьих очей берегла.
Шептала мне перед дорогой
тихонько: – Господь, сохрани…
А что там просила у Бога,
Он ведает только один.
Но всё-таки тайная сила
в душе умножалась моей,
когда она часто крестила
щепотью меня у дверей.
И в мире, где грозы и беды
бессчётны, как будто броня,
лишь знАменье крестное это
всю жизнь сберегало меня.