Лягушка-царевна

Владимир Тяптин
Поэтическая версия
русской народной сказки

Говорят, что где-то встарь
Жил на свете добрый царь
И имел в расцвете дней
Трёх красавцев-сыновей.
Вот пришла пора жениться.
Говорит им царь: «Девицам
Внуков мне пора дарить.
Я решил вас всех женить.
Выходите в чисто поле
И дарите стрелам волю:
Чья стрела где упадёт,
Тот невесту там найдёт».
Брата старшего стрела
На боярский двор легла.
Брата среднего стрела
В двор купеческий ушла.
А Иван-царевич, младший,
От отчаяния плачет:
На болоте, где лягушка,
Чуть видна стрелы верхушка. –
Вот уж место так уж место!
И под стать ему невеста!
Говорит ему она:
«Не печалься. Жизнь дана
Нам для радости и счастья.
Скоро прочь уйдут несчастья.
Уноси меня домой.
Буду я твоей женой».
Царь сыграл сынам три свадьбы.
Пили, ели. Братья рады.
Жёны их горды судьбой:
Рады участи такой.
Лишь несчастным был Иван:
«И за что такой изъян?»
Царь опять созвал сынов,
И наказ его таков:
«Пусть сошьют мне жёны ваши
По рубахе, да покраше.
Утром чтобы были здесь
Три рубахи в мою честь».
Вот пришёл домой, угрюмый,
Младший сын: съедают думы.
«Что ты голову повесил?
Отчего ты так не весел?» –
Говорит ему жена.
«Кто? Лягушка?» – «Да, она». –
«Царь-отец мне приказал,
Чтобы ты рубаху
Ему сшила и нагнал
На меня он страху:
Чтоб к утру была готова
Ему яркая обнова.
Что тут делать? Как тут быть?
Как рубаху мне добыть?» –
«Не кручинься. Спать ложись.
Лучше станет утром жизнь».
Лишь Иван склонил лицо –
Прыг лягушка на крыльцо,
Лягушачью кожу – прочь
И взывает во всю мочь:
«Мамки, няньки, собирайтесь
И скорее постарайтесь
Сшить к утру рубашку мне,
Красоты чудесной,
Чтоб сверкала и во тьме
Золотом прелестно».
«Кожу сбросила и кем
Она стала?» – «Видно всем:
Красоты прелестной
Девушкой чудесной –
Василисою Премудрой!» –
«Василисой? Вот так да!» –
«Так что горе – не беда! –
Впереди – отрада:
Будет всё, как надо».
Просыпается Иван:
«Неужели не обман?» –
На столе пред ним рубаха
Блещет золотом. Бедняга
Рад, что здесь хоть повезло,
В сердце солнышко взошло.
«Ну, а как рубахи братьев?» –
«Царь разгневался на них
И готов послать проклятья.
Каждый брат от гнева сник:
«Только в баню да в избе
В них ходить, – сказал, – не мне.
А вот эта – то, что надо:
Для души моей отрада!
Лягушонке передай
От меня спасибо!
Вид какой чудесный! – Рай!
Мастерица – видно!»
Царь опять созвал сынов,
И наказ его таков:
«Завтра утром хлеб к столу
Я от жёнок ваших жду.
Знать хочу, какая лучше
Хлеб печёт». Такой вот случай
Выпал вновь, и вновь печаль,
Хоть от горя прячься вдаль». –
«Не кручинься. Спать ложись.
Лучше станет утром жизнь». –
«Кто сказал? Опять лягушка?» –
«Ну, конечно же, она:
Ведь она его жена
И к тому же не болтушка.
Заколдована она:
Час придёт – опять царевной
Она станет непременно».
А невестки, что смеялись
Над лягушкою, теперь
Бабку к ней одну послали,
Чтобы подсмотрела в дверь.
Василиса же Премудрой
С детства названа была
И поэтому причуду
Им устроила: дела! –
Всю квашню, что замесила,
Разломавши печку, внутрь
Опрокинула. «Так было?» –
«Да». – «Вот это сказка-жуть!» –
«Мчится бабка вновь к невесткам
И рассказывает им,
Что увидела. «Чудесно!
Быстро это повторим». –
«Ну, а как дела лягушки?» –
Этой милой хлопотушки? –
Лишь Иван склонил лицо –
Прыг лягушка на крыльцо,
Лягушачью кожу – прочь
И взывает во всю мочь,
Василисой вновь представ
(Ну, не сказка – просто явь!):
«Мамки, няньки, собирайтесь
И скорее постарайтесь
Белый хлеб испечь к утру,
Что бывает на пиру,
Что у батюшки я ела.
За дела беритесь смело».
Просыпается Иван:
«Неужели не обман?» –
Хлеб румяный, пышный, свежий
На столе пред ним лежит,
Взор собою так и тешит
И к царю нести велит.
«Ну, а как хлеба у братьев?» –
«Царь им шлёт опять проклятья:
Хлеб и грязный, и сырой,
Просит с глаз убрать долой.
А приняв хлеб от Ивана,
Снова хвалит неустанно:
«Да, вот этот хлеб – что надо:
Для души моей отрада!
Лягушонке передай
От меня спасибо! –
Каравай – так каравай!
Это очевидно!
Только в праздник его есть.
Окажите-ка мне честь:
Завтра с жёнами явитесь –
Пир устраиваю я». –
«Что, Иван, ты – как убитый?
Что случилось?» – «Боль моя,
Приказал отец явиться
Завтра с жёнами – решил
На пиру он порезвиться,
Отдохнуть, набравшись сил.
Как с тобой поеду я? –
Вот о чём печаль моя».
«Не тужи, Иван-царевич.
Поезжай на пир один.
А услышишь гром за дверью,
Не пугайся: гром да дым
Оттого, что я приеду,
И скажи, что это я
В коробчонке следом еду,
Лягушонка, мол, твоя».
Братья старшие смеются
Над Иваном: «Что ж один?
Хоть в платочке иль на блюдце
Ты жену б свою явил.
Разрумяненные жёны
Надсмехаются над ним:
Где, в какой болотной зоне
Разыскал? Поди любим?
Царь, сыны и их невестки,
Гости стали пировать.
Вдруг раздался гром небесный,
Стук такой, хоть прочь бежать.
Весь дворец затрясся сразу,
Все вскочили с мест своих.
А Иван-царевич даже
Не привстал, спокоен, тих.
Говорит: «Зачем пугаться? –
Головой готов ручаться –
В коробчонке лягушонка
Это прибыла моя –
Дорогая моя жёнка.
Оттого и шум, друзья».
Все – к окну и чудо зрят:
Вот парад так уж парад! –
Шесть коней, белее снега,
Со златой каретой мчат
И от бешеного бега
У крыльца дворца хрипят.
И выходит из кареты
В платье, неба голубей,
Василиса – месяц светит,
Звёзды светятся на ней.
Как Премудрая сверкает!
Как прекрасна и мила!
И как пава выступает!
Словно лебедь, поплыла.
Взяв царевича под руку,
Ко столу его ведёт.
Тишина. Кругом – ни звука,
Словно вымер весь народ.
Царь, придя в себя, рукою
Музыкантам заиграть
Приказал, и пир рекою
Закипел во всю опять.
Пьют, едят, все веселятся.
Василиса из стакана
Пьёт не всё – остатки льёт
За рукав свой левый. Странно…
Кости лебедя – за борт –
За рукав свой правый. – Явно,
Это новый тайный ход…
Жёны братьев, видя это,
Тоже льют себе в рукав,
Кости тычут вслед при этом,
Все приличия поправ.
Плясок время наступило.
И Премудрая пошла:
Мужа крепко подхватила,
В круг на пляску повела.
Уж она плясать умела
И вертелась, как могла!
Рукавом махнула левым –
Плещет озеро. – Дела!
Рукавом махнула правым –
Стаей лебеди плывут!
А сама-то! Словно пава
Выплывает с ними тут!
Царь и гости все дивятся:
Ведь какие чудеса
На виду у всех творятся!
Округлили все глаза.
А пошли плясать невестки
И махнули рукавом –
Всех обрызгали, как бесы,
Кости бросили потом.
Даже кость царю попала
Прямо в глаз. Он закричал,
Обругал их, как попало,
И из зала вон прогнал.
«Ну, а что Иван-царевич?»
Прибежал домой меж тем,
Лягушачью кожу девы
Разыскал и сжёг затем.
Василиса, возвратилась,
Говорит ему: «Три дня
Оставалось тёмной силе
В колдовстве держать меня.
А теперь ищи далёко:
У Кощея буду я.
Сапогов три пары сносишь –
Не простых, железных ты,
Три железных хлеба сточишь,
Чтобы там меня найти.
А теперь прощай». В окошко
Белым лебедем вплыла.
Посидел он пред дорожкой
И пошёл, куда вела.
Износив сапог две пары,
Источив два хлеба, в рань
Встретил старца: «Здравствуй, малый!
Здравствуй, молодец Иван!
Путь-дорогу куда держишь?» –
«Я ищу свою жену». –
«Раз себя надеждой тешишь,
То разыщешь – помогу.
Зря ты кожу сжёг, конечно:
Одевал не ты, снимать
Не тебе её с сердечной
Надо было. И шагать
Ещё долго тебе надо.
Наказал её Кощей
Этой горькой мукой ада:
Недоволен был злодей,
Что она его мудрее,
И в лягушку превратил.
Ну, да что теперь… Вернее
Чтобы шёл, прибавлю сил:
Вот тебе клубок волшебный.
Вслед за ним теперь иди.
Приведёт тебя к победе,
Не собьёшься с ним с пути».
Сапогов уж третью пару
Износить успел Иван.
Третий хлеб изгрыз недаром:
Курс был верный старцем дан.
Он в дремучий лес заходит,
Повстречался там медведь.
Только лук в него наводит.
Говорит ему тот: «Нет.
Не губи меня, царевич.
Я спасу тебя от бед».
Пожалел его царевич:
Может, что-то средь деревьев
Я найду себе поесть».
Вышел в поле – в небе кружит
Птица-селезень над ним.
«Съем-ка селезня. Поможет
Выжить мясом мне своим».
Только лук в него нацелил.
Говорит ему тот: «Нет.
Не губи меня, царевич:
Пригожусь я для побед».
Пожалел царевич птицу,
Хоть хотелось очень есть:
«Ну, да ладно. Пригодится.
Может так оно и есть».
Вдруг бежит навстречу заяц
В поле прямо перед ним.
«Съем-ка зайца: голод мает.
Съем и буду сыт я им».
Только лук в него нацелил,
Говорит ему тот: «Нет.
Не губи меня, царевич:
Пригожусь тебе чуть свет».
Пожалел царевич зайца:
«Пусть живёт себе косой».
И не тронул его пальцем,
Хоть и голод был большой.
Вышел к морю – щука-рыба
У воды на берегу.
«Съем сейчас я эту глыбу,
А не то я пропаду». –
«Сжалься надо мной, царевич!
В море брось меня скорей.
Помогу тебе я в деле
Очень важном. Брось быстрей».
Он бросает щуку в море,
Хоть уже совсем нет сил.
А клубочек его вскоре
В лес к избушке прикатил.
А избушка не простая –
На куриных ножках там,
Под деревьями шагая,
Открывается глазам.
«Повернись-ка к лесу задом,
Стань-ка передом ко мне». –
«Уж не в гости кто-то, часом,
В этой вечной тишине?» –
«Здравствуй, бабушка-старушка!
Здравствуй, бабушка Яга!» –
«Кто такой в моей избушке?
И зачем забрёл сюда?» –
«Накормила бы вначале,
Напоила бы меня.
В бане выпарила к чаю,
Прежде чем спросить, кто я». –
«Это верно. Так и быть,
Накормлю, и бане быть». –
«Вот теперь поговорим:
С горем я пришёл большим:
Я ищу свою жену –
У Бессмертного в плену –
У Кощея. Как найти
К его логову пути?» –
«Дело это не простое.
Он Бессмертный. Но тебе
Помогу в твоей судьбе.
Ни стрелой его, ни пулей
Не убить, поскольку смерть
Он свою хранит, «красуля»,
В ларце кованом. Суметь
Ларец тот достать не просто:
На вершине дуба ростом
До небес в лесу дремучем
Укрывают его тучи.
В ларце – заяц, в зайце – утка,
В утке спрятано яйцо,
А в яйце – игла-малютка,
На конце иглы лучом
Смерть его сверкает жутко.
Надломил – и жизнь с концом.
Покажу тебе дорогу,
И шагай. И слава Богу,
Если в схватке победишь:
И жену спасёшь, и жизнь».
Долго по лесам дремучим
Шёл царевич, наконец,
Дуб Кощеев, что над кручей,
Перед ним предстал. Ни меч,
Ни рука его не сломит.
Как бы голову отсечь?
Только кто его надломит?
Про медведя вспомнил вдруг –
И явился верный друг.
Вырвал с корнем дуб могучий,
И упал тот с горной кручи.
Ларец грохнулся с небес.
Заяц выскочил, как бес.
«Где мой заяц?» – «Здесь, царевич!»
И помчался, ветер вея,
Разорвал на части зайца.
Утка вырвалась меж пальцев,
Мчится в небо, а за нею
Мчится селезень уж смело
И клюёт, и бьёт крылом:
Смертный бой гремит, как гром.
И яйцо из утки в море
Быстро падает. «О, горе!
Кто достанет с глубины?» –
Щука-рыба из волны! –
«Получай, Иван-царевич!
Бей яйцо, ломай иглу!»
Смерть Бессмертному Кощею!
Смерть всему земному Злу!
И рассыпался Кощей,
Навсегда пропал злодей.
А Иван-царевич входит
Во дворец Кощеев. Там
Он жену свою находит
И уста прижал к устам.
И с тех пор они до смерти
Были вместе, уж поверьте,
На земле родной Руси
Жили в счастье и любви.

17 декабря 2015 г.

----------
   В новой книге Владимира Тяптина, созданной с 29 февраля по 8 марта 2016 г., представлены поэтические вариации 34-х сказок народов мира (Россия, Дания, Франция, Германия, Италия, Чехия, Англия, США), всего 1700 поэтических строк.

   Вверху представлена обложка книги, выполненная лауреатом Государственной премии Удмуртской Республики, автором Государственного Флага и Герба УР Юрием Лобановым.