Вопрос выбора
И это странное волнение, оно никогда не заканчивается. По крайней мере - не здесь. Но что вообще есть крайняя мера? И где это - здесь? Что оно собой представляет? Почему мы все здесь очутились? Никто не скажет тебе. Только ты знаешь.
Да, волнение. Оно заставляет двигаться, делать, искать причины, идти в гору, нырять в глубину, падать в самую гущу, лезть в самую чащу, выводить оттуда пленников, быть выводимыми, благодарить, идти дальше, дальше... Куда - дальше? Никто не скажет тебе. Только ты знаешь.
Да, волнение. Оно приносит новые и новые плоды: тяжелые, желтые, мякоть нежнее губ, сладкий сок утоляет жажду, течет по рукам; или плоды острые, как нож, сухие как песок, скребущие как наждак, горькие как желчь. И все плоды - результат роста. И все плоды - только часть дороги. Дороги куда? Никто не скажет тебе. Только ты знаешь.
А вокруг - лето. Кот нежится на солнце. Где-то вверху гудит самолёт, застёгивая светло-голубое небо на тонкую белую молнию. Вдалеке за лесом поезд танцует вальс: тудух-тудух...тудух-тудух...тудух-тудух... А вокруг - лето. Кот нежится на солнце. Где-то вверху гудит самолёт, застёгивая светло-голубое небо на тонкую белую молнию. Вдалеке за лесом поезд танцует вальс: тудух-тудух...тудух-тудух...тудух-тудух... А вокруг - лето. Кот нежится на солнце. Где-то вверху гудит самолёт, застёгивая светло-голубое небо на тонкую белую молнию. Вдалеке за лесом поезд танцует вальс: тудух-тудух...тудух-тудух...тудух-тудух... И ты вдруг вспоминаешь, что ты - спокоен и рад.
Лететь ли, ехать ли, плестись ли неторопливо через изумруд леса, салатовые равнины, трогать рукой золотистые колосья, морщиться в желтый полуденный диск, утирать пот со лба, отдыхать в тени шелестящей зелени - ноги в пыли, лицо коричневое от загара, в глазах - вода, земля, огонь и ветер, счастье, боль, величие и ширь, каждый вдох и выдох, каждое сердце этого мира. Как будто везде, повсюду хорошо, как будто «хорошо» разлилось и поглотило тебя и всю планету. Но всё это - временно. Всё это - только часть дороги. Куда? Никто не скажет тебе, ведь только ты знаешь.
Останавливать летящие пули, шпаги и слова беззвучно, плавным движением ладони. Гасить алчное безумное пламя одним взглядом, словом, прикосновением - кто научит тебя этому?
Смотри, как порядок владеет хаосом, точно дирижёр - оркестром. Всё на своих местах. Всё на своих местах. Всё всегда на своих местах. Даже когда всё плохо. Вот даже когда совсем "добрый вечер". Точнее, когда происходящее тебе кажется таковым. Поскольку беды избавляют нас от еще больших бед. Так уж заведено.
Мир едет вперёд, как поезд. Кто-то сходит раньше, кто-то проверяет билеты, кто-то спит всю дорогу, кто-то бросается на рельсы. Но поезд всё равно едет вперёд: тудух-тудух... тудух-тудух... тудух-тудух.
Смотри, как порядок владеет хаосом, точно дирижер - оркестром. Взмах палочки. Треугольник делает "динннь".
И вот. Вдруг. Тихонько, воровато, никого ни о чем не спрашивая и не предупреждая, из-за угла высовывается жуткая, уродливая, чудовищная, кривая харя войны. Легонькой барабанной дробью, вкрадчивым, насмешливым фаготом, как в «Эпизоде нашествия» 7-ой «Ленинградской» Шостаковича... Взмах палочки: под марширующий ритм ударных виолончели и контрабасы поухивают, приплясывают; манят, лукаво скалятся скрипки. Барабаны маршируют громче, громче, громче. Мелодия главной темы, от которой волосы становятся дыбом по всему телу, плавная, незаметная и чарующая, как гипноз, разворачивает зрителей к себе. Зал замер потрясенный. Неужели война? Неужели правда война? Неужели правда?! Правда. Чудовищная, нежеланная, неотвратимая правда.
Взмах палочки! Большой барабан грохочет, трубы, валторны, струнные, всё взвилось, ощетинилось, встало на дыбы, обезумело, сжалось в кулак, поволокло. Ба-бах! Удар, удар, ещё удар: барабаны, звон тарелок, дом в 5, 10 этажей - в щепки, люди - 10, 100, 1000 человек - в красные брызги, ошметки, фрагменты. Дети, старики, матери, отцы, братья, чужие, родные - нет между них различия. Только плач и скрежет, грохот, вой и смерть. Чудовище утробно, гулко рычит, поворачивает жуткое своё тулово, ползёт, подминает, точно громадная, кошмарная, вулканическая жадная улитка, что тянет, тянет за собой липкий, смрадный, бардово-серый шлейф. И только плач и горе, боль и пальцы, окаменевшие в судороге. И только плач и горе, боль и пальцы, окаменевшие в судороге. И только плач и горе, боль и пальцы, окаменевшие в судороге. И нет этому конца, и конца этому нет, но...
Взмах палочки - взревели духовые, страшно трахнули напоследок и успокоились барабаны... Уснул контрабас, фагот, скрипки, валторны, весь оркестр уснул, растворился, кончился, пропал...
Взмах палочки - и всё стихло. И запела флейта. Запела флейта трепетным, ласковым, молитвенным, тёплым голосом. Голосом матери, голосом женщины, рождающей тишину и отдых, лёгкость и свет; рождающей драгоценные цветы и шёпот облитых мёдом и серебром колосьев. Всё - сон, сон. Флейта поёт, перелистывая месяцы и годы, успокаивая, унося окровавленные жгуты, пустые гильзы, обломки, крики, горечь и отчаяние дальше, дальше, прочь. Всё тает на свету, всё - сон, сон... Флейта поёт и поёт голосом матери, голосом морей и рек, живой водой, голосом сердца Земли. Поёт, напоминая тем, кто забыл, что это сердце очень-очень устало от накопленной боли; боль переполнила сердце, и пролилась войной, прорвалась взрывами, смертью, пожарами, грязью, лютостью, кровью и убожеством. Нет, не надо, хватит! Всё - сон, сон, сон. Подобно больному организму, нуждающемуся в покое и очищении, подобно требующему разрядки грозовому электричеству, подобно созревшему под кожей гнойнику, Земля разражается войной, как раной, исходит плачем и скорбью, собранными тысячами, миллионами сердец, чтобы выздороветь, очиститься, возродиться, чтобы цвести и плодоносить вновь.
Взмах палочки - десятки лет, как старые обои, сворачиваются в рулоны, горят, тлеют и тают, горят, тлеют и тают. Пустыри обрастают травой, как будто зеленой шерстью диковинный зверь. Вместо руин - новые домики из дерева и камня, новые школы, универмаги, парки и аллеи, баскетбольные площадки, качели, песочницы, клумбы и памятники. Снова смеются дети, старики с задумчивыми лицами водружены обратно на лавочки. Как будто и не было всего. Стон боли сменяется сигналами свадебными, плачем новорожденных. Круг снова завершен.
И всё это - только часть дороги. И никто не скажет тебе - куда. Потому что только ты знаешь.
Да. Только ты знаешь, что радость или скорбь - это просто вопрос выбора. Всё создаётся из мелочей. И что большая ли трагедия, огромное ли счастье - не случайность, но попиксельно собранная картинка. И каждый из нас - это просто пиксель. И каждый выбирает свой цвет. И каждый выбирает, чему быть на этой дороге, а чему - нет. Вот тут, вот здесь, в самой серединке себя.
И вот поэтому: выбери мир - твою мать - или не жалуйся, что кругом война. Выбери чистоту - твою мать - или не жалуйся, что кругом грязь. Выбери свободу - твою мать - или не жалуйся на кандалы. Выбери знание - твою мать- или не жалуйся - что кругом одни идиоты! Выбери любовь - твою Мать - или не жалуйся!
Ты, цыплёнок! Ты слышишь меня? Клюй правильные зёрна, зёрна жизни, а не зёрна смерти, клюй правильные зёрна и ты увидишь, что смерти нет! Feed your head, кормите вашу голову, - так говорила гусеница Алисе, но смотрите внимательно, чем вы её кормите! Одна пилюля сделает тебя маленьким, другая пилюля сделает тебя большим, а те пилюли, что дают тебе отец и мать помогут вспомнить, помогут тебе вспомнить, что есть дорога и ты идёшь. Куда ты идёшь? Никто не скажет тебе, потому что только ты знаешь.
Знать - это вопрос выбора. Красная или синяя - это вопрос выбора. Вечно умирать или жить вечно - вопрос выбора. Круг или спираль - вопрос выбора.
Что это я тут такое говорю? Да никто не скажет вам, только вы знаете. Ну, и ещё Тот, у кого все сценарии и партитуры.
Я знаю, с ним можно договориться о корректировке. Если захотеть.
20.6.15