На вершине горы, над ковром облаков,
Опочили дворы, под покровом снегов.
Воет ветер шальной и таранит гранит,
Но не сбросит волной, ведь громадами плит,-
Строй стена за стеной. И молчанье хранит,
Древний город о том, что видал за века,
Ветхий мрачный фантом золотого цветка.
Он когда-то сиял, восхищенье даря.
И наук пьедестал, и искусства заря:
Этот город скалой над морской синевой,
Над иною страной, возвышали его.
Был народ не скупой и превыше всего:
Добродетель ценил, добивался трудом
И Создателя чтил, и радел о другом.
И в то время шелка расплескались в лазурь.
Как потоком река, как живое от бурь, -
Все стремились сюда и не знали помех,
Ведь ворота всегда, были настежь для всех.
И не знали тогда, означает что грех.
Смех повсюду звучал - колокольчиком звон.
От начала начал, всем приютом был он.
Тихо сыпалась медь отшумевшей листвы,
Потускнела и цветь над главой синевы.
Лета ясные дни растянулись в года,
Но пожухнув они, утекли, как вода.
Дольше пляшут огни. И пришли холода.
И за ними во след, из далёкой страны,
Гость явился под свет полноликой Луны.
Ах, речей его сласть растопляла сердца
И вдыхал он в них страсть. От ворот до дворца
Все узнали о нём. О его чудесах
Все шептались кругом: как у всех на глазах
Растопил водоём, как парил в небесах.
Взором он обратил в злато капли росы,
По воде проходил, как Создателя сын.
Он касаньем вливал в умирающих жизнь.
Войско тучь разметал и небесную синь,
Что клинок обнажил. И склонились пред ним
Все кто в городе жил, точно сам херувим
Тот народ посетил. Но речей его дым
Под собою скрывал, как пребрежная гладь
Рифов злобный оскал, мракобесную рать.
Все кому помогал, - изменялись в душе:
В омут тьмы повергал их до самых он шей.
Жадность, зависть и лесть, и разврата покров,
Подлость, злоба, и месть одурманили кровь.
И любовь их, и честь, - он выбрасывал в ров.
Повеленьем его разворочили храм,
Всё где связь с божеством предавали огням.
Разливалось вино и рекою текло.
Стало всем всё равно, застывали стеклом
Их глаза. И молитв позабылись слова.
И сердца в монолит обратились. Черства
Их душа, не болит. Не кольнет естества
Ни чужая беда и ни ближнего боль.
Лишь успеха звезда, как на равную соль.
И ненависть росла, - ядовитых клубов
Извергала. Зола застелила любовь.
За столом кабака перекошенность рож.
Не дрожала рука, заносящая нож.
Стала жизнь тут жестка и не стоила грош.
Добродетель прошла тишиной пред грозой,
И вот буря взошла, как посевы стеной.
Кровью, словно вином, захлебнулся гранит.
О величьи былом он поныне грустит.
Точат капли дождей перекошенный ряд
Обветшавших камней. И над ними горят, -
Сонмы мёртвых огней полуночных лампад.
По смолистым теням в опустелых дворах
И по мрачным углам расстекается страх.
Души ж жителей грязь пропитала насквозь
И победно смеясь, их собрал этот гость.
И объятия ночь распахнула пред ним.
Он отправился прочь, где другие огни, -
Городов, что точь-в-точь с той вершиной одни,
Их разливы тепла призывают его:
Потаенного зла обнажить естество.