Пролог.
На написание этого произведения меня вдохновил мой гуру - Табачников Семён Михайлович. Уникальный человек. Будучи подростком, в самом конце тридцатых, ему посчастливилось присутствовать на встрече Булгакова Михаила Афанасиевича с друзьями, среди которых был его родственник, который и привёл его. Он запомнил, что автор, только что озвученного бестселлера « Мастер и Маргарита», осознавал, что срок жизни иссяк. И, между делом известил, мол, Воланд и его свита, ещё вернуться в непредсказуемую Россию.
Потом, была война, он служил корреспондентов в команде Константина Симонова. Потом его сбагрили в Забайкалье. Потом – Ленинград, в завершение – Куйбышев. Ушёл из жизни в Самаре.
Именно он поведал мне, как завещание, мысль Булгакова о визите его героев е нам.
Лично я, трудился над этим пятнадцать лет, фактически не имея ни какого литературного образования. Пять лет держал рукопись в столе, и вот, решился.
Как - никак, мне 77 лет.
Однокурцев (Римидал) Владимир Александрович.
Мистерия Мессира, или визит 66 лет спустя.
Трагифарс на семь вечеров:
Вечер первый. Презентация.
Вечер второй. Мирские будни.
Вечер третий. Самоволка.
Вечер четвёртый. Визитёры.
Вечер пятый. Аукцион.
Вечер шестой. Круги Ада.
Вечер седьмой. Суета сует, всё – суета.
Действующие лица трагифарса.
Мессир - он же Князь Тьмы, один из кураторов подлунного мира.
Свита Мессира:
Абадонна - демоническое существо, организатор и вдохновитель
земных войн.
Азазелло - он же Азазель, опальный Ангел, примкнувший к свите
Князя Тьмы. Сын пустынь, жрец разврата – демони-
ческое существо высшего пошиба.
Бегемот - полудемоническое существо в облике кота, шут, при
Князе Тьмы.
Гелла - одалиска Мессира, бывшая подруга Музы Эрато, бывшая
Любовница Иуды.
Кроровьев, он же Фагот – полудемоническое существо. Бывший регент
при дворе царя Ирода.
Елена - сменщица Геллы, возлюбленная Париса, первопричина
Троянской войны, бывшая наложница Фауста.
Земные роли:
Поэт - нелепое творение природы и общества.
Регент - наместник Князя Тьмы в описываемой местности.
Амбал - олицетворение нравов.
Гулящая деваха - то же.
Серьмяга - простолюдин.
Усач - киллер, бывший кегебешник.
Чинуша - клерк, представитель власти.
Деловар - «новый» русский.
Цыганка - уличная гадалка.
Оккультист – пророк и прорицатель.
Роли потустороннего мира:
Леонид Ильич, Иосиф Виссарионович, Владимир Ильич, Логос.
Массовка:
охотники, бритоголовые, советники регента, кабацкие гуляки,
охранники и омоновцы.
Действие происходит в конце двадцатого века на просторах,
где автор удосужился родиться.
Вечер первый.
Презентация.
Занавес опущен. В зрительном зале и на сцене полумрак. Слышна
тяжёлая мерная поступь людской массы. Величественно звучит гимн:
«Боже Царя храни, Царь наш державный
царствуй на славу, на радость нам…»
Перекрывая гимн Российской империи, вскипает мелодия «Варшавянки».
«Вихри враждебные веют над нами,
тёмные силы Отчизну гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
нас ещё судьбы безвестные ждут.
Но мы поднимем гордо и смело
знамя борьбы….»
Грохочет одиночный выстрел корабельного орудия, возникает гвалт.
Мерная поступь переходит в хаотическую топотню. Слышны возгласы:
Даёшь! Вперёд, на винные склады! Бей жидов, спасай Россию! И т.д. и т. п.
Всё это сопровождается пением:
« Мы смело в бой пойдём, за власть Советов,
все как один умрём, в борьбе за это…»
Слышна беспорядоточная пальба и гул кавалеристской лавы.
Истошный вопль: «Даёшь Варшаву!» Вопли сливаются с хрипами и пред-
смертными стонами. Величественно, но с оттенком обречённости звучит:
« Смело товарищи в ногу…»
Пение прерывается голосом с грузинским акцентом, «Шаг влево, шаг
вправо – попытка к бегству. Конвой стреляет без предупреждения». За кули-
сами слышны вопли истязаемых, и возгласы, «Слава товарищу Сталину!»
На сцене сквозь занавес просматриваются сполохи пожаров, разрастается артиллеристская канонада и вой пикирующих бомбардировщиков, заглушая какофонию войны, вскипает кантата:
« Вставай страна огромная,
вставай на смертный бой.
С фашистской силой тёмною,
с проклятою ордой…»
Кантата как бы отдаляет пальбу и взрывы. Вспыхивают султаны победного салюта. Бравурно звучит:
« Я, ты, он, она, - вместе дружная семья!»
Занавес поднимается. Звучат здравицы во славу партии, народа и правительства. На танспорантах начертано:
«Слава КПСС!», «Вперёд к победе коммунизма!»,
«Наше поколение будет жить при коммунизме!» Слышен истошный вопль: «Долой коммуняк, даёшь перестройку».
Сцена пуста. В её глубине возвышается подиум, на котором просматривается тронное кресло, в котором сидит некто, он что-то увлечённо пишет. При этом ритмичными взмахами руки, как бы рассекает поток писанины.
Фронтон подиума украшен панно с видами большого города, похожего на Самару. Сразу же за подиумом видны контуры гор, которые омывает широкая река.
Над всем безоблачное небо.
Из-за кулисы выскакивает толи заяц, толи кот, он пытается перебежать сцену. Навстречу ему появляются охотники и открывают беспорядочную пальбу. Заяц замертво падает. Из-за подиума выбегает полуобнажённая девица со шрамом на шее. Она устремляется к поверженному, и окропляет его жидкостью похожей на кровь, после чего утаскивает со сцены. Стрелки, раззявив рты, молча, провожают её взглядами.
Малость спустя девица появляется вновь в сопровождении чёрного,
котяры, который, важно шествуя на задних лапах, элегантно ведёт её под руку. Стрелки, стреляя куда нипоподя, с воплями: «Нечистая! Нечистая!» -
Убегают со сцены.
Кот, галантно расшаркивается перед спасительницей.
Бегемот.
О Гелла, ты меня спасла! Ты как всегда явилась кстати.
Я на стрелков не помню зла, в какие не рядились б платья.
Будь то в доспехах или без, в манто, в мундире иль сермяге,
рукой убивца правит бес! А пули их, острее шпаги.
Живую воду, где взяла? Неужто, дар то, от Мессира?
Гелла.
Зачем стреляли, ну дела! Опять мы здесь, под небом сирым.
Что, разве нет на свете стран, где люди б вовсе не стреляли, не умирали бы от ран,
любовь несли в души скрижали.
Бегемот, озираясь по сторонам.
Однако здесь, какой мне быть резон?
Неужто с Геллой чтоб затеять шашни?
А может это просто страшный сон,
что будто зайцем я скакал по пашне?
Закладывает лапу в пасть и залихватски свистит, почитай, как соловей-
разбойник. Слышен вороний грай и чей-то недовольный голос.
Опять наш Бегемот кого-то баламутит, но он добряк,
хотя и плут, по-сути.
Пройдя через зрительный зал на сцену взбирается коренастый мужичок, в
котором, легко можно узнать Азазелло.
Азазелло.
Ну что ещё, в историю вновь влип? Я слышал, здесь
охотники стреляли…
Бегемот.
Я звал тебя, да так, что аж охрип
едва сберёгся от какой-то швали.
Спасибо Гелле, вот уж верный друг, не то что вы,
беспечные гуляки.
Вот вам бы пережить такой испуг,
сказали бы, что люди, злей собаки.
Собаки что их можно отпугнуть, а от людей не спрятаться,
не скрыться,
один ловкач попал мне прямо в грудь, но я подумал,
что мне это снится.
Дай примус, друг, не то здесь так темно,
в какой стране, в какой сейчас эпохе?
Азазелло удаляется за кулису. Вскоре он выносит примус и подаёт его Бегемоту. Тот поднимает примус над головой и всматривается в зрительный зал.
Бегемот.
А здесь я был, не так уж и давно, меня кусали пули, словно блохи.
Всё те же лица и на них вопрос, квартирный,
что решают в суматохе.
Знать вечен хаос! Воланда гипноз пронзает злом столетия и эры,
колышет «крыши» ядерный психоз, а люди верят в разные химеры.
Его здесь нет! А это очень жаль, аж сердце разрывается на части…
Азазелло.
Кого ты ищешь, и о чём печаль? Любого отыщу, в моей то власти.
Бегемот.
А сам не знаешь? Друга своего, Фагота, незабвенного бродягу…
Азазелло.
А разве я, иль Гелла, твоего вниманья не достойны?
Бегемот.
Вы за благо,
но тошно мне, поверьте, без шутих,
без них и дня бы средь людей не выжил,
Смотрите сами, зал-то попритих,
а кое-кто вострит на выход лыжи.
Так, где ж Фагот? Неужто сдулся весь?
Азазелло.
Да полно, миг тому назад
твой закадычный кореш был ведь здесь.
проказы строил, всяк, был козням рад.
Уж не подвергся ль он.., красотки сглазу?
Вон той! В восьмом ряду, на том же месте,
что в варьете. Её запомнил ты?
Бегемот.
Всех женщин помнить, много будет чести,
к тому ж давно увяли те цветы.
В зрительном зале появляется Коровьев, он, подыгрывая себе на фаготе, шутовской походкой приближается к рампе.
Коровьев.
А вот и я! Привет вам всем, привет! О если б знали,
с кем сейчас общался,
тому вон, \ показывает на галёрку\
подарил я горсть монет, а он в лицо мне пошло рассмеялся.
Копейками аж рубль предлагал, но он не принял,
видно прокажённый.
А тот вон, белобрысый плут, нахал,
и вовсе, чуть не вмазал мне по роже.
Бегемот
Отстал ты, друг, минуло уж полвека, как мы расстались
с энтими людьми.
Здесь Абадонна, наш слепой калека…
Абадонна, как бы из подземелья.
Причём тут я? Коль им противен мир.
По трапу на сцену поднимается Абадонна, он в тёмных очках и с белой тростью.
Верней не им, а их шальным халифам,
мне оставалось только подыграть.
Не зря ж они, себя, причислив к скифам,
так любят за химеры погибать.
Я ни причем! То блажь толпу забрала,
шальная блажь уничтожать друг друга.
А эта хворь страшней, чем кабала, чем страстные лобзания супруга.
Забрала прочь! В последний, смертный бой,
они с винтовками на танки выходили.
За Сталина! Глумились над собой и, всем смертям на зло –
всех победили!
Бегемот.
Вот эти победили!?
\ показывает на зал. \
Абадонна.
Тех уж нет, ну разве что с десяток наберётся.
Тех доконала суета сует, что перестройкой дурнями зовётся.
Бегемот.
Да разве можно подвиги забыть?
Азазелло.
Ещё как можно, это здесь не ново.
Внучата павших проявили прыть и развалилась враз основ основа.
Распалось братство! Всяк себе гребёт,
князёк удельный верховодит стадом,
а споры разрешает пулемёт, в них ничего святого не осталось:
ни совести, ни чести и ни душ, - глаза застили баксы!
Мир безумен.
Всяк для себя стремиться вырвать куш…
похоже с перестройкой, разум умер.
Проснулся зверь! И с ним уж сладу нет…
Мне не подвластны атомные зверства,
и если секс порушит душ люнет,
Вселенское свершится изуверство…
Последний бой свершится сам собой
он им желанен, словно ласки шлюхи.
Вспарит дебил, погонит на убой, и будут гибнуть люди, равно мухи.
А что до памяти? То всякой мишурой её застили, да ещё посулы.
И прозябает выживший герой, и тащит крест, как тащат юдоль мулы
Коровьев.
Да, власть есть власть! И кем не назови,
а без коварства править невозможно…
Азазелло, в гневе.
Погодь Фагот! Мессира не гневи, он тоже власть!
Гелла, вмешиваясь.
А ну вложите в ножны
слова-мечи, не то опять скандал, уж я то, знаю спор, чем завершите.
Пойду, взгляну, поэт что накрапал,
надеюсь, это вы мне разрешите?
\ Уходит. \
Азазелло.
А в самом деле, для чего мы здесь,
и что ещё от нас Мессир наш хочет? Коровьев.
Власть показать, или потешить спесь…
\ слышен смех. \
Эт кто над властью в зале там хохочет?
\ смех прекращается. \
Гелла появляется на подиуме и подходит к креслу, в котором трудится поэт. Тот ни чего не замечая, бормочет: розы – мимозы, морозы – навозы, партия –хартия и тому подобное. Гелла берёт один из разбросанных листков и читает.
Вот этот миг!
С тобой мы встретились,
наедине.
И лишь созвездья нам свидетели,
прильни ко мне.
Узнал ли голос мой таинственный,
мой милый друг?
Я Ангел Смерти, идол истины
темно вокруг.
Мой взор глубок и он безрадостен,
но не горюй,
он будет холоден и сладостен,
мой поцелуй.
Жизнь пахнет вечною изменою,
но в тишине
я очарую мизансценою,
любовь в цене.
Пусть исполняются пророчества
в ночной тиши.
Ты верный рыцарь одиночества,
стихи пиши…
Бегемот подходит к подиуму и, показывая на поэта, вертит пальцем у виска. Поэт, прослушав свои стихи в страстном исполнении Геллы, не осознает, откуда исходит эта декламация. Он встаёт и, озираясь по сторонам, покидает подиум, при этом чуть не сталкивается с идущим навстречу Мессиром. Тот провожает его пристальным взглядом.
Поэт.
Уж не с ума ли я от строк схожу, не успевая яви осознать?
Пойду зоилу пьесу покажу, но толку что? Возьмётся ль кто издать,
тем паче оживить её со сцены,
ведь нынче в шлюху превратили Мельпомену.
Нет секса в пьесе, нет шальных погонь, а без насилий,
зритель неврастеник,
а может бросить рукопись в огонь?
Гелла.
Попробуй только!
Коровьев.
Право слово, овны. Ну, до чего нелепая страна.., под игом секса
рухнула духовность,
а подле трона крутится шпана…
Поэт пытается осознать, откуда исходят эти голоса, он в трансе покидает подиум. Навстречу ему идёт Коровьев, но поэт не замечает его.
Мессир.
О чём шумит, о чём печётся свита?
Бегемот.
По мелочи, Мессир, без свар и драк
Зал, слушает Фагота – эрудита, про то, про сё, и, в частности, про брак.
Коровьев.
Чем больше о любви они поют, тем больше истязают ей друг друга.
Гелла, встревая.
Да разве в бардаке найдёшь уют, тем паче нежного и верного супруга?
Бегемот.
А вот Фаготу нравится их секс, что нынче воцарился на планете.
Коровьев, из-под тишка угрожает Бегемоту.
Причём тут я!? Ведь секс, зверей рефлекс.
Гелла.
Но от рефлекса возникают дети…
Внезапно на сцену в сопровождении свиты вторгается ферт. На нём яркая блуза, а на шее ковбойский шарфик, подчеркивая ритмику взмахами руки, он декламирует: «Я не знаю, как это сделать, но прошу Вас, товарищ ЦеКа,
уберите Вы Ленина с денег, так цена его велика….»
Свита восторженно орёт и, поднимая его на руки, носит по сцене, выкрикивая лозунги: « Даёшь Свободу слова!», «Проституцию в массы!» «Да здравствует свободная Любовь!» Они уносят популиста со сцены.
Бегемот.
Он что, бомбист, аль революценер?
Коровьев.
Какой бомбист, он присный песнопевчий.
Он нерв народа, но миллионер, так что, пожалуйста,
будь с фертами полегче.
Его, как Берлиоза, не возьмёшь
и под трамвай шутя нельзя пристроить.
Где сядешь, там и слезешь, не поймёшь,
чего они хотят с такими строить?
Азазелло.
Да, кстати, далее в стихе довольно интересные ремарки,
Хотите, оглашу их вам? Хе-хе…
Милашка Гелла, где же наши чарки?
Гелла убегает и вскоре появляется с подносом в руках, на котором красуются наполненные коричневатой жидкостью стаканчики и нарезанный на кусочки ананас.
Бегемот, радостно.
Ешь ананасы, и рябчиков жуй, время твоё возвернулось, буржуй.
Снова затмение, хмарь на Руси. Кто там грозится перстом с небеси?
Коровьев, недовольно.
Что, разве тропики сместилися сюда? Ну право слово, что это за закусь?
Где осетрина, что была вчера, аль догнила?
Азазелло.
Вам снова захотелось балычок,
что спёрли у писателей в пожаре? Ужо, воришки, ша! О том молчок.
Здесь осетрину новые жрут баре. Ну а поэты, лапу лишь сосут,
да ищут спонсоров, им нынче не до жиру.
Загнала перестройка их в закут,
они и там терзают страстно лиру.
Коровьев.
Давайте выпьем за Мессира мы,
заметили, ему не до веселья. Воочию он видит пир чумы…
Эй, Бегемот, Чего плескаешь зелье?
Все дружно выпивают.
Бегемот, зажимая рот.
Уж не могла получше что найти,
Аль позабыла, с коньяка у нас изжога,
да и разбавлен дрянью он поди,
буфетчиков из варьете средь них премного.
Гелла, Бегемоту.
Тебе бы жрать, да пить не просыхая,
совсем как им, \ рукой показывает на зал. \
Бегемот.
А что ещё желать? Жить под хмельком,
то штука не плохая,
да и ума от зелья исполать.
Небосвод заметно темнеет, на нём вспыхивает яркая звезда.
Коровьев.
Да это ж Пёсия звезда!
Свети, сияй подруга Солнца.
Бегемот.
Ну что за шутки? Так всегда,
желаю выпить – мрак в оконце.
Азазелло.
А ну потише! Наш Мессир судьбой общины озабочен,
не может вечно длиться пир, а беспредел терпеть нет мочи.
Мессир.
Опять терзает боль колено, в чём я виновен, Козерог?
Пилата выпустил из плена? Так ведь истёк проклятья срок.
Колено ломит, где ты, Гелла, добавь- ка в мазь ещё сурьмы…
Да.., проклятущее то дело являться к ним из царства Тьмы.
Там!.. почитаем, всем известен, а здесь? Такой же я как все.
округ так много хитрых бестий, что Ад расцвёл во всей красе.
А что касается Эдема, в нём единицы лишь живут:
жульё и всякая богема, а остальные манны ждут.
Лишились в сутолочи чести, души то нету в них совсем,
хотя и всякий носит крестик, но бакс! Отныне их тотем.
Им ни чего уже не страшно, и даже больше, им смешно,
когда ругаю я их брашно, на кой мне ляд сиё рожно?
Я жрец греха! Творец разврата, - Так Бог, изгнав, меня назвал.
Всё это было, но когда-то? И вот он! Зла девятый вал.
Две тысчи лет без передыху людей учил я истязать самих себя.
Познали лихо моей науки…
Как сдержать?
А началось всё со святоши,
с того, что сам себя распял, он испугался зла, похоже,
едва коснулся, и сбежал. Но как мне, правит этим стадом,
здесь всяк князёк меня страшней. Милее Библий – труд де Сада.
В сравненьи с Кобой, я лакей.
Мне! Угрожает Смертью Атом,
а им, как видно, всё равно. Я вижу сам себя распятым,
иль расщеплённым, аж смешно.
Одно осталось обратиться
вновь к Богу, разбудить пора. Не то, такое приключится,
а впрочем, всё это мура. Осточертел мне образ зверя
и вы молве не верьте злой, что будто радуют потери,
что я любуюсь только мглой. Помочь!? Но чем?
Мне так обидно, многострадальная страна:
то зверь ей правит, то ехидна, -
хлебнули горя все сполна. Коварен я!.. но тот коварней,
разъел основы кто снутри. О до чего ж толпа бездарна,
но где ж Всевышнего жюри? Влиять на души я не вправе,
иное дело зло во мгле. Меня задуматься заставит,
не я ли их сподобил тле? Не утомим на злобу голод,
но Зло ведь Злом не превозмочь.
О Бог, услышь моё ты соло,
не то на веки грянет ночь.
Небосвод заметно светлеет. Сириус гаснет. И опять синеют небеса. На подиум поднимается Гелла с дымящейся чашей в руках, она склоняется перед Мессиром и начинает втирать мазь в его колено. Свита, после прослушанного монолога, пребывает в трансе.
Мессир.
А свита чем меня утешит, какой репризой удивит?
Эй, Бегемот, ты кот иль леший,
Ну, право слово, что за вид? Опять напился, сколько можно?
Зачем ты подражаешь им? Сплошная пъянь, смотреть аж тошно.
Чего смеёшься, подхалим?
Бегемот.
Так я ж не пьян, то просто зубы
опять покоя не дают, но вроде боль пошла на убыль,
Мессир!.. послушай, как поют.
За подиумом разливается песня.
«Шумел камыш,
деревья гнулись,
а ночка тёмная была.
Одна возлюбленная пара
всю ночь гуляла до утра.
А по утру, они проснулись….»
Коровьев крадучись покидает сцену, следом за ним поспешает Азазелло.
Мессир.
Эй, Абадонна, что там за пирушка, ужель в упор не видят пир чумы?
Абадонна.
Да я устал держать гуляк на мушке, они ж не Богу – Бахусу верны.
Мессир.
Не для того мы прибыли сюда, тут и без нас измен и зла в избытке
и льется кровь, ну что тебе вода. Быть может то последняя попытка…
Планета превращается в вертеп, страшнее Ада этот сель разврата.
Торговля телом, просто ширпотреб,
большой бедой для нас это чревато.
Бегемот.
Позволь, Мессир, я что-то не пойму, у них чем хуже,
тем для нас кайфовей?
Твоя доктрина!?
Мессир.
Да, но не так, кому нужны мы будем? Хватит! Хватит крови.
Прошу вас досконально изучить и доложить,
что делать с этим стадом.
Абадонна.
По мне войной пора уж их лечить..
Бегемот, в страхе.
Нет! Что угодно только лишь не это.
Меж Бегемотом и Абадонной вспыхивает драчька с обоюдным отталкиванием и возгласами: « Кто ты такой? Счас как дам по соплям …» « А ты кто такой?
Попробуй тронь, очки расколешь.» Мессир успокаивает драчунов.
Бегемот.
Смотри, Мессир! \ показывает за подиум \ Да тоже наш Фагот!
Ишь регент, как руками машет.
Смотри, смотри, устроил крестный ход!
Ай да Коровьев доказал, знай наших.
Пойду и я немного развлекусь, какие женщины! И я хочу такую.
Абадонна.
За шерсть твою ручаться не берусь, тем паче за красу твою мужскую.
Там СпиД гуляет…
Бегемот.
Ну и шут бы с ним, хоть миг да мой, нашелся мне святоша.
Ну я пошел!
Абадонна.
Ну, чёрт тебя храни, а может мне в загул податься тоже?
Мессир молча наблюдает за тем, что происходит за подиумом. Но вскоре ему надоедает пьяный балам, похабные песни, женские взвизги и сексуальные стоны. Он жестом руки прекращает вакханалию. На сцене появляется возбужденная троица. Коровьев на ходу застёгивает ширинку.
Мессир.
Довольно глума! Бегемот, начни ты повесть о мирских делишках.
С чего начать? А можешь хоть с Чечни,
или Ирака, крови льётся лишку.
Бегемот.
А чё чуть что, так сразу я, да я, пусть Абодонна он у нас оратор,
или Фагот, смешнее холуя я не встречал, к тому ж, он провокатор.
Абадонна.
Уж нет, уж нет! Меня Мессир уволь, заговорю, всем сразу тошно станет.
Пусть Азазель!
Азазелло.
Моя иная роль, постельная, чтоб длилась здесь нирвана.
Мессир.
Как долго будет длиться балаган? Ты начинай,
\показывает перстом на Бегемота \
великий интриган.
Бегемот.
Изволь, Мессир, но слишком малый срок прошел с тех пор,
как мы средь них чудили.
Мессир.
Достаточно мгновенья, чтоб игрок всё просадил.
Бегемот.
Они и просадили!
Я с восхищением смотрю округ себя, они во зле премного преуспели,
а в кознях \ показывает на Абадонну \ переплюнули тебя.
Абадонна.
Забавней не встречал я пустомели.
Ну что хорошего, что круг идёт пальба,
вот и тебя чуть-чуть не замочили,
а какова идёт средь них гульба!
Бегемот.
Так зелье пить ведь мы их научили.
А помнишь Вакха!? Славный был пивун,
а как прекрасны были те вакханки!
От них пошло слиянье двух Лун, ты присмотрись, Мессир,
к своей служанке.
Она в поэта кошкой влюблена, а на меня, простите, ноль вниманья.
Ишь, тоже мне, желанная Луна… Я может то же, возжелал лобзанья
Гелла прерывает своё занятие и грозит Бегемоту, всем своим видом показывая, что при удобном случае она его вздует.
Бегемот, не обращая внимание на её угрозы.
Блуд из-за женщин. Тело - маскарад,
они любовников меняют как перчатки,
в них нет Любви, главенствует разврат.
А где разврат, известно, взятки гладки.
Ну ладно мы, живём здесь тысчи лет,
а им на жизнь отпущено мгновенье.
Едва влюбилась, ан в руках билет на капище, по щучьему веленью.
Мессир.
Постой, постой, я что-то не пойму, причём фемины, капище и тело.
Кто их дурит, и кто вредит кому? Какой билет!
Причём милашка Гелла?
Коровьев.
Влюбился кот, ведь это ясно всем, ей-ей от смеха надорву животик.
Готов он завести себе гарем, прививку надо делать от эротик.
Азазелло.
Ну то-то я смотрю, как идиот
глядится кот, все от любви дуреют.
Бегемот, обиженно.
А может я, совсем наоборот?
Назло вам всем, возьму и поумнею.
Бегемот удаляется в угол сцены, где накрыт для пиршества столик и начинает бражничать в полном одиночестве.
Азазелло.
Мерси, Фагот, хоть ты кота унял,
я попытаюсь изложить суть толком.
Я ж в зале был, готовил матерьял
и наблюдал за ними втихомолку.
И лишь одно сумел я осознать – Полвека эти стоят целой эры.
И Джинна зла, навряд ли им унять, их добродетель наподобие химеры.
Они лишь пешки, пешкам не дано
предусмотреть прогресс чем обернётся.
Кровь превратилась в кислое вино, а всё, что есть, Свободою зовётся.
Но если пешка пробирается в ферзя,
и вовсе фарс, достойный преисподней.
Непредсказуемой становится стезя, всё это наблюдаем мы сегодня.
Из теста зла здесь лепят лик врага победами над ним себя калеча.
Но душу, что раздели донага, не злом, не сексом, а Любовью лечат.
Я так скажу, без лишних экивок, я ж не пророк и не Архангел вовсе –
бедой планеты может стать рывок к прогрессу.
К худшему готовься.
Война им показала адский гриб, страшней его история не знала.
Как муха в мёд их разум в Атом влип, а жизнь
свой смысл и прелесть потеряла.
Прикончить мир совсем не мудрено
гарантом служит расщепленный атом,
но ведь энергий без него полно. Прости, Мессир,
но я их крою матом…
Мессир.
Картину мрачную ты нам нарисовал, но ты ведь враль,
известный всей Вселенной.
Пусть скажет регент, может ты приврал?
Коровьев.
Врать нет резона, это вне сомненья.
А всё прогресс, безудержный прогресс!
От знаний люди зело жесточают.
Чем больше дров, тем глубже лезут в лес,
а для чего? Никто того не знает.
Мессир.
Уж да уж да уж, соврать какой резон?
Прав Иоанн, и это несомненно,
не зря ведь источается озон, и ядом стала влага постепенно.
Абадонна подходит к рампе и внимательно всматривается в зрительный зал,
Как бы кого-то отыскивая взором. При этом не снимая своих волшебных очков.
Абадонна.
Порой мне кажется, почтеннейший Мессир,
что эра зла достигла апогея.
Вон тот, что звёздами украсил свой мундир
нажать на кнопку в должный час сумеет.
Бегемот уже в порядочном подпитии, приплясывая, и припевая подходи к Абадонне, при этом так толкает его, что чуть не сбивает с того очки. Фагот в страхе закрывает лицо руками.
Бегемот.
Идёт охота на волков, как пел им бард совсем недавно.
Каков владыка – мир таков,
ну а народ то и подавно. Всяк жив мгновением одним,
застили разум баксы.
Мир полон драм и пантомим, душа чернее ваксы.
Идёт охота на волков, на всё и вся живое. А генерал всегда готов
к войне, аника - воин.
Абадонна.
Моя известна меткость, и в стрельбе
ну разве ж Азазель со мной сравнится.
Но чтобы в сердце самому себе… Дебилом надобно для этого родиться.
Коровьев.
А знаете, друзья, вот вы сейчас истоки зла познать пытались,
но то напрасно, уверяю вас. Мы с генералом, виртуально, нализались.
И он по пьяни мне поведал то, что в ветхом не сыскать Экклисиасте
Забавою покажется потоп в сравнении со злом,
что нынче прёт от власти.
Потоп он что, нахлынул и сошёл,
а власть ежесекундно давит спудом…
Мессир, раздраженно перебивая.
И только это в людях ты нашёл, неужто генерал страшней Иуды?
Ты, Азазель, служил ведь до меня Всевышнему!
Там что, до паствы нету дела?
Азазелло, обиженно.
Когда то было… Я дитя Огня! Пустыни сын!
То подтвердит вам Гелла.
Гелла поднимает голову и, глядя Мессиру в глаза, в знак согласия кивает головой.
До их забот мне дела нет совсем с меня довольно прочих искушений.
А Бог он что? Он создал сонм дилемм,
как впрочем, всякий наречённый гений.
А там где гений возникает смерч, годины испытаний, потрясений
и жуткая мирская круговерть, в ней мечутся людишки,
равно звери.
И проку что, Спасителя заслать, опять распнут!
Они здесь все пророки.
Так что о них, не гоже хлопотать, к тому ж возмездья поджимают сроки.
Мессир погрузился в задумчивость. Азазелло подходит к Абадонне и дружески обнимает его, при этом он что-то нашептывает, показывая пальцем на Бегемота и Фагота, которые, вновь принялись бражничать.
Абадонна согласно кивает головой и чуть-чуть приподнимает очки. Слышны раскаты, толи грома, толи орудийной канонады. Контуры гор озаряются сполохами.
Бегемот, зажав лапами голову мечется по сцене вместе с Фаготом, При этом они истошно вопят: « Опять война! Я вижу гриб! Мессир, спасайся, мы пропали!» Оба покидают сцену.
Абадонна, удовлетворённо потирая руки, водружает очки на место, сполохи прекращаются.
Звучит подобие баса Мефистофиля: «Люди гибнут за разврат!»
Под сатанинский хохот занавес опускается.
Итак, как только наберу 5000 балов ознакомлю со вторым иечером
«Мирские будни» и т.д,
Спасибо за внимание. Владимир Римидал в быту Однокурцев
Владимир Александрович. 30 декабря мне исполняется 77 лет.