Вечер под тучей тусклой,
туча все тяжелее...
Небо полоской узкой
над перелеском алеет…
И — девушка. В розовой блузке.
С этюдником на аллее.
Худенькие запястья.
Взгляды всплесками.
Ищет вечернее счастье
глазками детскими.
Я постоял. Здороваюсь.
Не отвечает: нет ее...
И — молния, дальняя, строгая.
Вспыхнуло небо медное.
“Пора убегать…— советую.
— В блузке-то — не замерзнете?”.
Не отвечает: нет ее…
Дергает мокрым носиком.
Не уронить старается
творческого достоинства,
а может — усы не нравятся,
на картин¬ку глядит, беспокоится.
— "Лесок-то у вас — дремучий… —
заглядываю, глядя строже.
— Не дышит лесок! Измучен!”.
Кивает, от капелек ежась.
Выждал густого дождика.
Некуда ей деваться.
Вместе уселись под сосенкой,
под пиджаком укрываться.
Дрожит, прислонясь теснее
острым душистым плечиком.
Губки, вижу, синеют,
скрючилась дохлым кузнечиком.
Поцеловать ее, что ли,
или обнять веселей.
Знаю, что ливень надолго.
Слышу, что гром все злей.
Целую. Она — не дышит.
Перси изнежил - молчит.
Сердце свое услышал.
И у нее как стучит.
Ласкаю, ладонью спускаюсь.
Джинсики расстегнул.
Лоном ее услаждаюсь.
Счастлив, что не спугнул.
С тихим мучительным стоном
вытянулась ногой.
Статус сжимает в ладони,
больно от коготков.
Неловко нам, неудоб¬но,
да и промокли уже.
Но разлеглись посвободней.
Не думаем о дожде.
Гром прогремел самый страшный.
Стало — и вовсе темно.
…Было такое однажды…
Неповторимо оно!