Как луны в небе звёздно-золотом
поют сквозь тишь, почти никто не слышит.
На позабытой улице есть дом
с гнилым забором и дырявой крышей,
а в нём живёт ослепший звездочёт,
что в сорок лет старей любого старца.
В его глазах вселенная течёт
рекой комет и межпланетных станций
под пеленой прозрачной пустоты...
Из туч глядит блестящая Каллисто.
Горящий свет в падении остыл
и серебрит оранжевые листья.
А звездочёту в душу льётся шторм —
так радостно бушует поднебесье,
и, отодвинув тишину всех штор,
он слушает космическую песню.
Вдали бесшумно стонут поезда.
Сквозь крышу что-то ласковое рвётся:
как сердце, бьётся каждая звезда,
смеётся отдалившееся Солнце,
и мечутся людские голоса,
как эхо, от Урана до Венеры.
Спустилось небо в опустелый сад
и разбросало свет по пыльно-серым
цветам, и в этом свете песня всех
бессонных кораблей, ушедших в космос.
Глотает ветер звездочёта смех
и треплет нерасчёсанные космы,
их пачкая в сверкающей пыли,
шепча, как подхватил в полёте к звёздам
забытый голос маленькой Земли.
Трепещет ночь, дрожит холодный воздух
от голосов комет, далёких лун,
одновременно и смеясь, и плача,
в себя вбирая каждый яркий луч,
который ощущает и незрячий.
Но песня, растворясь в глазах людей,
за сотни лет становится всё тише,
и кроме старой улицы, нигде
уже давно её никто не слышит.