«Муранское» стекло кустов и трав,
Его изящные, как вкус, изгибы,
На «сенном», белым инеем аграф,
Что преподносят индевеющие виды.
Все заворожены бесчувственной зимой,
Когда-нибудь весна тепло накинет им на «плечи»,
Теперь в купели стонут ледяной,
Размежить не пытаясь, замурованные течи.
Ваяет так причудливо искусница зима,
Так «упоёна» в одиноком странствии,
Но не совсем она, конечно же, одна –
Есть слуги, госпожи подобострастные.
Пленит своею холодностью мир,
Колдует на оконцах витражами,
И бубенцами троек вдруг смутит молчанье Лир,
Мерцая серебристыми глазами:
В султанах, явью, измождённых листьев
Кольнёт «невозвратимым», сном рябин,
Гроздей «мощённые» ветрами кисти:
«Камин» отполыхавшего кармин.
По заповедности лесов раскинула перины
И заровняла снегом санные пути:
Чтит до сих пор наказ и вещий, и старинный –
Чтоб ни проехать было, ни пройти!