Сыграла реквием ключами,
С трудом переступив порог...
Дом умирал один. В отчаянии,
С глухими ставнями молчания
Он душу мне и память жёг.
Густое, вязкое – смолою
Безмолвие стоит в дверях,
Спят зеркала под пеленою:
Под чёрной креповой тоскою
Портал закрыт. Застыв в часах,
Две стрелки прокололи время,
Споткнувшись о последний вдох.
Тяжёлой медной гирьки бремя
Повисло, сбросив цепи-стремя.
Мир затвердел в прощальном «Ох»
Цветы увяли, стебли в просинь
Ушли в предзимье за окном.
Дождь-плакальщик почти несносен.
Легла на подоконник осень.
Застыла смерть календарём.
Повисла барыней консольной
Бесформенная тишина
Тоскливо-серая... Невольно,
На цыпочках, дорожкой сольной
Иду, держась за кромку сна.
Мышонком пробежало эхо,
Шуршаньем брошенной бумажки...
Стон боли и обрывки смеха
Свернулись невесомым мехом
Клубочком пыли в грязной чашке.
И осознаньем катастрофы
Пополз мицелий седины
Серебряный... Читаю строфы
Последние...портьеры гофры
Съедают свет – едва видны.
Застывший воздух как завеса,
Настоянный на том кто жил:
Пот немощи, лекарств довесок,
И запах нездоровья резкий...
Дом горько плакал. Тихо выл
Несчастный домовой. И сердце
Страдало от тоски безмерной,
А пульс играл на вене скерцо...
Сквозь слёзы, вспоминая детство,
Дом умирал собакой верной.