Твое постоянство в периодах общих явлений
касается инеем ровной поверхности дня.
Мороз невозможен. Его без натуги отнял
слепой шпрехшталмейстер на залитой светом арене.
И в этот момент ты становишься частью меня.
Мы бедные люди. У нас постоянство внутри.
И наши периоды даже не общие, в общем.
Светила небес улыбаются нашим усопшим --
с кривой благодарностью тем, кто под утро сгорит.
В такие моменты нам как-то становится проще.
Слова без изъянов хранятся в изгибах бумаги.
Ее перевод невозможен без порчи жильцов.
Мы прячем глаза в этих зарослях, прячем лицо,
и морщатся буквы, и следом идут логофаги,
и мы благодарны за это, в конце-то концов.
Периоды думают вслух. Ты по-прежнему плачешь.
За инеем -- снег. Я не помню, который из двух.
Слова улыбаются, светятся скопищем мух,
скоплением звезд. Постоянство условий задачи.
Арена кругла, и последний юпитер потух.
Твоя периодика в рамках застывшей таблицы
записана буквами, скрытыми толщами слов.
В замеpзшей реке поутру удивительный клев;
светила небесные смотрят на рыбии лица.
Мы смотрим на звезды.
Hаверное, ужин готов.