Извлечение из первого правила боли:
не держи свою боль при себе, не оставь в одиночестве.
Боль сродни, но не в точности та же, пророчеству;
наказание за -- вон, гляди, тащит острые колья,
тащит веревки, воск, серебристые пули, дровишек охапки.
Казнь -- в сущности, живая, потому что смертная.
Ей, наверное, тоже больно умирать. А я --
я давно отпустил свою боль на заработки.
Боль, уходящая по дороге к городу, утром,
с мешком для подачек, босая и небритая.
Пошли ее в люди. Это не то, чтобы мудро,
не то, чтобы правильно, но... она же небритая.
Не любовь не дает тебе спать в темноте,
только боль, неряха и самоз(аб)в[а/е]нная жительница тела.
Ты же не казнь, и не при смерти. Прекрати же вертеп,
отошли ее в город. И в дорогу: "Что? Съела?!"
Особенно тонкое издевательство. Пусть уходит нежрамши.
Если все будет правильно, и так сделают многие,
наши боли, встретившись где-нибудь, четвероногие
от усталости, на карачках, с мозолями, твердыми словно самшит,
отгрызут друг другу разнообразные конечности.
Главное, не забыть выгадать, где это произойдет -- понаблюдать.
Хотя, конечно, они могут, вопреки человечности
и справедливости, сговориться и собрать нефиговую рать.
Но я не думаю, что у них получится разговаривать.