Ребята как всегда встали рано. Новый день нас встретил тихим и обманчиво мирным рассветом, даже ночью не было слышно разрывов снарядов, лишь саперы не спали, минируя предположительные направления атаки немцев.
Веселые и возбужденные все вскочили с кушеток- сегодня в атаку. Вот и я веселый, лишь волнение от неизвестности того, что нас ждет. Пятый день уже затишье на нашем фронте, разведка молчит. Лишь какие-то сомнительные сведения о том,что враг скоро пойдет в атаку с огромными силами.
Но и мы не плошали! Минируем поля, артиллерия готова, танки мимо проезжают, совершают разведку боем, а над головой самолеты кружат, но только наши, а немецкие бывают, что только разведуют .Атаковать боятся.
Теперь и они знают, что мы готовы постоять за себя.
Совсем недавно и мы под Курском. Наша рота совсем новая, лишь недели две назад были мобилизованы ребята , и все кавалеристы!
А звучит-то как : Красная кавалерия!
Умылись, пошли завтракать. Едим в окопах, так даже лучше: свежий воздух, тепло. О конях тоже не забываем, кормим их, ласкаем, как своих любимых.Это хоть и не ахалтикинцы наши, но резвые и послушные.
Своим конем я любуюсь, назвал его Акмырат, потому что он белый! Говорят, что в России белые кони особенно ценятся, вот и у меня белый, один из 7 таких. А у других и бурые , и каштановые, и черные , а белые реже.
Утро быстро пролетело, даже и не заметили, как день наступил, солнце в зените. Уже начали собирать экипировку, напоили коней немного. Много давать воды нельзя, будут медленнее. У нас, у молодых, бараньи тулупы из черной шерсти, шашки и трехлинейка. Красивые и статные. Еще бы, гордость такая ,что кавалеристы!
Километр был до позиций немцев. Место точное старшина не назвал, лишь сказал, что сам покажет куда скакать. Мы пришпорили коней. Идем медленно, жарко, но идем спокойно, строем, как нас учили. Кто-то разговаривает, шутит, все веселые, наверное, боятся показать волнение. А я молчу, мама, я все равно боюсь.
Старшина остановил. Показал пальцем на позиции, да и мы сами уже их видели. Укрылись за лесополосой, снова напоили лошадей, сами выпили и снова по коням. Выстроились в ряд по 2 человека. Отдали приказ в атаку и мы поскакали галопом так быстро, как могли, но соблюдая строй.
Первый снаряд разорвался перед старшиной, но слишком далеко. Очередь пулемета. Снова тишина, снова очередь и разрывы снарядом минометов. Страшно.
Немецкие окопы в 100 метрах от нас. Вижу, как товарищи валяться с седел, будто куклы. Слезы выступают, страх, но нельзя, конь тоже чувствует мой страх, держусь уверенно.
Все ближе и ближе, обножаем шашки и поднимаем их над головой ,будто лес серебряных деревьев.
Не оборачиваемся назад и смотрим только вперед на лица, будто одичавших людей , я вижу в них страх и он больше нашего!
Старшина кричит "Только вперед! Ура!"
Только вперед. И это ребята понимают. Не оглядываемся назад , ведь знаем, что увидим наших товарищей уже убитыми. Больно смотреть, потому что уже сдружились, знаю их ,как братьев своих, да и боюсь, что если посмотрю— сам буду убит. Эта у кавалеристов такая примета.
Перескакиваем окопы, немцы уже бросают позиции, видно, побоялись с нами в рукопашку, а еще бы! Кавалеристы в черных тулупах, озверевшие и с оголенными шашками—таких сам черт побоится трогать!
Убил трех немцев , чувствовал волнение, но ненависть больше. Жалко было, совсем молодые, да и я не старше...Или он меня или я его, такая у нас война без чести теперь.
Немцы отступают, все в рассыпную бегут в лес, а мы за ними вдвое быстрее. Догоняем и изрубаем им спины , шеи, головы. Уже без разбора рубим шашками. Почувствовали убийство и все то возбуждение, которое испытывали утром. Вот и я озверел тогда совсем.Смотря по сторонам, вижу как нас мало осталось из роты: пулемет всех перекосил, и только ребят 40 со мной осталось, теперь еще и отомстить хочу за друзей своих.
Как дикие волки скачим в лесу, рубим всех без разбора, кажется, уже всех поубивали. Старшина останавливает нас.Пора уже возвращаться.
Знаешь, я ему благодарен. Вел нас без страха и только вперед и сам был впереди всех, но не убит, только по бедру кровь сочилась, ранили, но сидел все также строго и высоко. Храбрых пуля боится и его точно она боялась!
Назад уже шли все молча. Теперь не было волнения–только ненависть. Теперь не шутил никто, слышен был только плачь, стоны раненых, которые повисли на шее лошади. Я тоже еле сдерживался, не мог поверить, что убил людей, пусть и ненавистных. Не мог поверить, что вот такая война!
Всего прошло два часа с начала операции. Два часа и половины ребят нет. Два часа и те, кто вставали утром со мной, завтракали, кормили лошадей также, как я, их уже нет. Плохо от этих мыслей и еще больше больнее и тягостливее на душе.
По щеке от них скатывались слезы, но взял себя в руки. Думал о тебе, мама, о братьях, которые тоже на фронте и понимаю, что им не легче! Вспоминаю о нашем доме , саде, вечерах теплых и легче становится. Всех люблю и вспоминаю вас!