Вот едут партизаны подпольной луны…
Б. Г.
В конце письма поставить vale…
А. С. Пушкин
1.
Когда мы все придем туда,
где нет ни слов, ни цен,
проступит яркая звезда
на призрачном лице.
В ее лучах — ни тьмы, ни зла,
ни бледного коня.
Она разделит пополам
цветную плоскость дня.
Разрушит буквы на песке,
стирая имена.
Позволит просто быть никем
и воздух пить до дна.
Покрытый лаком небосвод
распухнет от обид.
Глаза наполнят H20,
свинец и соль, карбид.
Допишется последний блог.
Сгниет запретный плод.
Получится в графе «итог»
простейшее число.
Раскроется большой секрет.
Закончится кино.
На землю ляжет яркий свет…
А дальше — все равно.
2.
Вот задача из задач —
как бы спрятаться от ветра.
Где-то в области балета
схоронись и не маячь.
Из закрытых батарей
вкрадчиво приходит холод,
наливает ветер с колой.
Это норма в декабре.
Вместо писем и газет,
актуальных, настоящих,
ветер затолкает в ящик
самый низкосортный дзен.
Ветер смотрит свысока.
хочет поиграть словами.
Кто не с нами — тот не с нами,
только мы идем искать.
Слишком поздно пить портвейн —
ведь давно не по 16.
Продолжаем улыбаться.
Ветер всех живых живей.
Сделай шаг из темноты.
Зашагай заре навстречу.
Ветер тиснет штамп «излечен
от ненужной суеты».
Прилетят опять грачи,
а потом настанет лето…
Ветер курит сигарету.
Нервно курит и молчит.
3.
Я столько тебе писала,
что можно издать тома.
Под белое одеяло
привычно легли дома.
Да, образ такой затертый,
но очень уж мил и тих.
Затертости, впрочем, к черту —
не стыдно уже за них.
Вокруг, как ты видишь, праздник,
подарки и все дела.
Привычно впадаю в стазис,
чтоб вся кутерьма прошла.
И ты, полагаю, тоже
не рад мишуре совсем —
повышенная тревожность
раскрылась во всей красе.
Так чем мне тебя поздравить,
чего пожелать сейчас?
Не слишком унылой яви?
Пореже во сне кричать?
Не знать, что бывает лучше?
Не помнить, что было так?
Сказать про счастливый случай?
Заверить, что сам дурак?
Ты знаешь, что я — филолог,
но слов, как ни странно, нет.
Среди новогодних елок
теряется ближний свет.
Возможно, что мы могли бы…
Но дальше — лишь белый шум.
Ну что, дочитал? Спасибо.
Я больше не напишу.
4.
Столько раз ты любил этот город,
что пора бы, пожалуй, проклясть.
Только ветра сплошные повторы,
да скользит под ногами земля.
Только стрелка впивается в горло,
совершив годовой поворот.
Это странное место, в котором
каждый знает, зачем не живет.
В лед вмерзают усталые сфинксы,
позабыв на загадку ответ.
Фонарей потускневшие фиксы
отражаются в темной Неве.
Прячься в холод пустых декораций
партизаном подпольной луны.
Остается последним смеяться,
слушать выстрелы с той стороны.
Чемодан аккуратно уложен.
Неизменно просрочен билет.
Этот город прорвется сквозь кожу.
Вот ты был. Вот тебя уже нет.
Небольшое обманное солнце
неизменно заходит к шести.
Тихо сердце чернильное бьется
и о чем-то невнятном грустит.
5.
Развлечения ради убили гонца.
Новогодняя ересь сползает с лица.
Мыслить трезво не очень-то круто.
Если хочешь, пытайся себя сохранить.
Только ночи намного длиннее, чем дни.
Ты устанешь, считая минуты.
За тобою прискачет аптечный ковбой,
снаряженный архангельской медной трубой,
приобнимет по-братски за плечи.
Подготовит сияющий шприц под укол
и вольет физраствор, вымывая глагол,
обещая, что станет полегче.
Но не легче уже сотни лет нифига,
и на коже рисуется образ врага.
Враг такой ничего, симпатичный.
Только чувство вины поцелует взасос,
водрузит на тебя белый венчик из роз,
Вот теперь-то ты пойман с поличным.
Дотлевают обложки дочитанных книг.
На подкорке записано слово «кирдык».
Что поделать — такая работа.
Календарь истекает — придется порвать.
Всё на полном скаку обратилось в слова,
исключая детей и животных.
Незаметно для глаза случился блицкриг.
Междометия тянут тебя за язык
и щекочут замерзшую кожу.
Зажигаются надписи «Выхода нет».
Ты ложишься лицом на утоптанный снег.
И, возможно, уже не проснешься.
6.
Снова твоя решительность
сожрана декабрем.
Праздничек сокрушительный
что-то свое орет.
Песней гортань залеплена,
но не хватает слов.
Как же с духовной скрепою
Родине повезло!
Длится шансон по радио,
славится Круг в веках.
Чем бы тебя порадовать,
чтобы развеять страх?
Рюмка налита с горочкой,
в миске лежит салат.
Хватит коситься в сторону.
Хватит просить тепла.
Свечи чадят — романтика.
Плавится стеарин.
Вся эта херомантия
точно к утру сгорит.
Ярко петарды грохнули.
Ноет в подъезде кот.
Время уходит крохами.
Рушится небосвод.
На циферблат надколотый
падает снег легко.
Помни: молчанье — золото.
Золото дураков.
7.
В империи объявлен насморк,
поэтому приспустим флаги,
плотней сожмемся в одеяле
и станем тихо выжидать.
Ах, как же гадкий мир неласков!
Столкнем под стол архипелаги,
в конце письма поставим “vale”,
потом добавим «вашу мать».
Там, за окном, гуляют люди,
и лают зимние собаки,
и снег идет, и бодрый стрингер
готовит фотоаппарат.
Картинная поземка крутит —
похоже, подает нам знаки.
Но мы не видим здесь интриги,
а только спуск неспешный в ад.
Зажав в ладони мятый пропуск,
проходим в думы и былое.
Нам этот путь покажет классик
(чихаем в пыльный переплет).
За око отдавая око,
намажем время тонким слоем
на черно-белую раскраску.
И всё тогда произойдет.
Вполне возможно, нам отсыплют
немного сумрачного солнца.
Оно дежурно поискрится
из простокваши облаков.
Следи за невесомым бликом.
Запомни все, что не вернется.
И эти тени на ресницах.
И этот холод под рукой.
8.
Элвис покидает зданье,
запирает черный ход.
Рок-н-ролл давно продали,
заменили чепухой.
Все подарки — по коробкам,
и на каждой — яркий бант.
Новый год сегодня робкий.
Завтра он — уже судьба.
Очарованным печалью
снятся воля и покой.
Сон весы твои качает
замирающей рукой.
До рассвета — бестревожность.
Без решений, без «дано».
Хватит прошлое итожить —
таймер тикает давно.
Все сюрпризы из хлопушек
потерялись по углам.
Ходит к детям добрый пушер
и укуривает в хлам.
Да, похоже, всё — как надо,
хоть моментами — не в такт.
Наползают снегопады
и поют про «будет так».
Без сомнений, без вопросов,
промурлыкав старый блюз,
космонавт покинул космос,
за собой захлопнув шлюз.
9.
Атланты повели плечами,
но все же вертится земля.
Пройдись по списку всех печалей,
оставь заметки на полях.
Пиши: «Забыто и пропало».
Пиши: «Уже сдано в архив».
По папкам разложи усталость
и пачками пакуй стихи.
Достань последнюю заначку.
Зажги бенгальские огни.
Пусть это ничего не значит,
но иногда мы не одни.
Модель Вселенной из музея
заполонила небосклон.
Теперь он звездами засеян,
и как-то сразу отлегло.
Да был бы Люк — найдется сила.
Нам ни к чему лелеять тлен.
Не стоит доставать чернила
не в январе, ни в феврале.
Задрав башку, смотри на звезды,
и всем, кто слышит, передай:
из «никогда» и «слишком поздно»
мы выбираем — «никогда».
Письмо на рисовой бумаге
каллиграфическим штрихом
рисует гопник с банкой «Яги»
и тихо плачет ни о ком.
10.
Пора бы ходокам прийти к заветной цели,
принять горячий душ, прилечь и отдохнуть.
Под лампой Ильича все видно еле-еле.
Мы вряд ли разберем, куда лежит их путь?
На маслом по холсту написанной картине
мазки ложатся вкось, и в каждом — новый день.
Но ходоки бредут по горам и долинам,
стремясь найти свое прекрасное нигде.
Они еще поймут, что станет много легче
без писем и звонков по старым номерам.
Влезает новый год на ноющие плечи,
и делает селфач, и постит в Инстаграм.
Пройдет по соцсетям, пособирает лайки,
чего-то там споет, станцует и сожрет.
Нарежут оливье хорошие хозяйки,
затем олень Рудольф скомандует: «На взлет!»
Наивно, как всегда, начнем мы ждать подарки,
но сани улетят за темный край земли.
Нас не найдет пакет без адреса и марки,
поскольку мы себя нехорошо вели.
На полосы лыжней расчерчено пространство.
Мы слышим голоса, но лица не видны.
Но можно сесть за стол, поговорить о разном…
Возможно, что тогда дотянем до весны.
11.
Вот и год прошел, себя не заметив.
Кое-что мы занесли на скрижали.
Пусть пока сюжет хранится в секрете,
но героев объявили в начале.
Ни к чему экранизировать Кафку,
даже если он чего-то там понял.
По сюжету — будет светлое завтра,
и в закат ускачут радостно кони.
Все влюбленные поженятся вскоре,
даже если речь ведем мы о порно.
Будет всем медовый месяц на море
(да, сценарий совершенно топорный).
И останется любовь их горячей,
небо — синим, а планета — зеленой.
И никто и никогда не заплачет —
разве что, до слез умиленный.
Из ушей текут сиропные реки,
а попкорн отлично ладит с сиропом.
На премьеру приползут три калеки,
чтоб послать нас, разумеется, в жопу.
Но не будет хэппи-энда в финале —
видно, все же сценаристы зассали.
И в каморке, что за актовым залом,
рефлексирует школьный ансамбль.
12.
Украдкой посмотри в волшебный шар —
там непрозрачный сумрачный кумар
и крайне неприятные осадки.
Шаманит человеческая взвесь.
И странно делать вид, что ты не здесь.
И глупо повторять, что всё в порядке.
Ты засыпаешь в ящике стола.
Лежать там до весны — отличный план,
но утром снова нужно на работу.
Глаза спросонья заливает мед.
Часы давно идут наоборот.
Вакантно место первого пилота.
Но, если хочешь, я тебе солгу,
что скоро всем настанет вери гуд.
Ты эту ложь как следует запомни.
Попробуй просто выйти погулять.
Возможно, не разверзнется земля —
должно же повезти хотя бы в чем-то.
На шею накрутился серпантин.
Спокойствие в татарары летит.
Снегурочка набухана и бычит.
Все летнее закрыто на ремонт,
и ветер ставит на щеке клеймо,
ведь ты — его законная добыча.
Смотри, тебе несут благую весть,
и выпить, и чего-нибудь поесть,
и телевизор полнится речами.
Но в голове твоей поет сверчок,
мешающий не думать ни о чем…
И на веселье бирка “Made in China”.
13.
Открой глаза и встань с постели.
Уже пора любить людей.
Бубнит о чем-то мутном телек.
Войди в бесстрастный новый день.
Забулькал он овсяной кашей
(на вкус получше, чем на вид).
Теперь уже почти не страшно,
что пони радугой стошнит.
Поскольку радуга осталась
за поворотом на июнь,
а здесь погода бьет на жалость
и птицы Jingle Bells поют.
Висит на елке темным шаром
и чуть качается хандра
Исходит чайник сизым паром.
И не кончается вчера.
В пустой коробке дрыхнет завтра
и смотрит сумрачные сны.
Возможно, так задумал автор,
но очень хочется поныть.
Декабрь пыжится устало,
дудит в предпраздничный рожок.
Настало время елок-палок,
а значит, поздно пить боржом.
Да, все мы были у аптеки,
затем толпой пошли в кино.
Но не встречались так нелепо.
Не находились так давно.
Ложится иней белой пудрой
на лица городов немых.
Так примем по глотку абсурда…
и, может, станет меньше тьмы.
Октябрь – декабрь 2015 г.