Три на три, а вокруг тишина за оградкой.
Три на три и со вкусом подобранный крест.
Три на три... чтоб сорняк не пробрался украдкой.
Три на три, рядом больше свободных нет мест.
Я к тебе не хожу, ты прости меня папочка.
Для меня ты не там, ты на небе, в душе и во снах.
Я цветочки воткнула в земельку из ткани на палочках,
И глаза приучаю по жизни идти не в слезах.
Я пальто твоё помню зеленое из кашемира,
В нем носил ты, в кармане, бумажник, где общее фото.
И пиджак цвета фет из годов девяностых, любимый.
Мы раздали все вещи, теперь в пиджаке ходит кто-то.
Почему никогда не сказал о своём одиночестве?
Закрутились мы, правда... работа, семья, дети, быт.
Так случилось, как-будто больное пророчество...
Мне не папу теперь обнимать, а бездушный гранит.
Я веду диалог по ночам с напечатанным фото.
Обнимаю его и целую как-будто живого.
Кто на небе такую решил выдать квоту,
Что теперь он не может ответить мне даже слова?
Знаешь, пап, что случилось с твоим бумажником?
Я его в пакетик из пластика спрятала,
Чтобы ночью, от всех чужих глаз украдкой,
Мне, засунув нос, почувствовать запах твой.
Я слежу за тенями на стенах безликими,
Чтоб найти силуэт твой средь них осторожно.
Не хочу заглушать боль безумными криками.
Я поверить хочу, что ты рядом и это возможно.
И когда скрип полов или дверь вдруг нечайно откроется,
То не ветер, то ты рядом будешь со мной неприкаянно.
Три на три... скоро снегом могилка укроется.
Три на три, на оградке лишь ворон нечаянный.