Он говорил так неуклюже сладко
И думал, вот уж близок тот конец,
Когда его исписана тетрадка
И молодость ушла на перевес
С иллюзией изысканного счастья,
С дремотой приходящею в ночи,
Он - не романтик, выцвел, одичался -
В кармане крест и камень на груди.
Когда - то был так молод и спокоен,
Играючи все ссорился с судьбой,
Бил об заклад, никто, мол, не достоин
Сравниться с его светлой головой.
И с пылкостью серпа стального взмаха
Рубил сердца, кромсал надежды в кровь
Куда б пристроить то, что ниже паха
Он думал - Дамы принимали за любовь.
Он говорил: "Родное иль чужое
Что плохо положили, то - ничьё."
Будь то сердца девичьи иль другое
Какое бесполезное хламьё.
Он молод был, нахален, своенравен
И принимал всё сущее в штыки,
Народ твердил: "Потерян, неисправен,
Ты от него хорошего не жди."
А он в ответ негодовал, но верил
Окупится его лихая прыть,
Но сколько бы ролей не перемерил
Все не его. Ну что же, стало быть
Пара прощаться, вышел в закулисье
И оглянувшись с ужасом поняв
Век короток. Его скупые мысли
Бродили по каютам корабля,
Что жизнью именуем или роком
Забвением в потерянной глуши,
Он понял, сколь податлив был порокам,
Как груб был с теми, кто не чаял в нем души.
Голодный зверь, он волком одиночкой
Прошел по миру, что же с ним теперь?
Безжизненна пустая оболочка
И вот конец уже стучится в дверь.
Её он отворяет и устало
Сползает на прогнивший свой порог,
Мол, проходи вот ты меня застала
И смерть садится рядом в уголок.
- А ты красива ведь, не то о тебе пишут
- Я тем красивей, чем черней душа
- Куда теперь? - Сначала на ту крышу,
Потом наверх в седые небеса.
- А как же ад? Котлы? С рогами бесы?
- А чем же рай тебе не угодил?
- Но я порочен, зол, совсем нечестен,
Я столько в жизни той нагородил.
Не обессудь приму я эту плату,
Как должную. И с честью всех бродяг
Пойду на казнь и вечность, а утрату
Мою в мирскую скорбь не превратят.
Я здесь сижу сейчас седой, усталый,
Веду беседу с гулкой тишиной
Ты забери меня, пожалуйста, не надо
Меня томить презрением и виной.
Он говорил и слов скользило эхо
Сквозь стены комнат в темной глубине,
Он был один, в тюрьме где мало света
Хоть и свободою не обделен извне.
Он говорил еще довольно долго,
Слова сочились с обветшалых губ,
Что в жизнь не предавал значение долгу,
Ноктюрн не слышал с водосточных труб.
Он говорил с молчанием поэта
Жизнь спавшим в глубине его души
Теперь уж поздно, страшно и нелепо
В час век замрет в забвения глуши.
Жизнь обернется сладостным пороком,
А смерть посмотрит вниз издалека,
А он остался, глупый, поверх срока
В земном аду остался на века.