Хоронили кoрягу в пушистом снегу,
приносили еловые шишки и хмарь,
приводили друзей, приглашали пургу,
оставляли в застывших ногах инвентарь
очарованной кем-то до самых корней
лицеистки коричневой, тонкой - такой,
что еще не созрела стоять в серебре,
что уже преуспела во всём.
Упокой
для коряги так прост,
по размеру,
к лицу,
как не каждой невинной девице фата.
Поминали вином, вспоминали листву,
огорченно смотрели на эту фаталь-
ность размерной любви, полудетской игры
в неминуемый дом из осадков и льда.
Я замерзла, мой милый, от самой коры
до поганых корней, что растут в никуда.