я разучился петь, ком в горле, как заноза,
до нужных нот добраться не даёт,
отчётливо я помню женщин слёзы,
и деток страшный прерванный полёт...
сбивая темп моей вокальной грусти
«немузыкальность» требует молчать…
…мне очень плохо, кажется, сорвусь я,
я даже запретил себе писать...
мой голос, словно, выстрел дал осечку,
а крик души становится глухим,
на беззащитного похож я человечка...
...я становлюсь хронически больным...
и силу духа ничего не нежит,
затёрлась правда во вранье жулья,
посмотришь новости, а новости всё же те –
убили маму молодую и дитя…
моя тональность крепким сжата тросом,
во мне война, во мне переворот,
отчётливо я помню женщин слёзы,
и деток страшный прерванный полёт...
но одаряя голос мой безвкусьем
«немузыкальность» требует молчать…
…мне очень плохо… кажется, сорвусь я,
я всё же запретил себе писать…
не в силах удержать порыв тот дикий
пусть без аккордов и без нот простых
я перейду на вой, на рёв, на крики
я буду связки рвать до хрипоты,
и в этом состоянии нервозном
пусть ноты все спою наоборот,
но расскажу, как видел женщин слёзы
и деток страшный прерванный полёт....
как зажигались тех снарядов искры,
как искры веры гасли на пути…
как в чёрной гари посидели быстро
все те, кому нет двадцати пяти…
но боль меня, конечно, не отпустит,
хоть я о ней сумею рассказать…
…мне очень плохо… кажется, сорвусь я,
я не хочу… но должен я писать…