В Синь-Зяне в поздний час урочный
Снимал японские посты.
На рубку, на гнедом Гуляке,
Он вылетал, высокий, злой.
Кричали под руку рубаки:
– Руби! Чтоб голова долой!
Вся из зеленого фуражка,
Телячьей кожи сапоги.
Клинок врезался наотмашку,
Валились замертво враги!
– Круши, Вершинин!
Смерть собакам!
Стояла срубленной лоза,
А командир от счастья плакал,
Звал басурманом за глаза.
Кавалерист, как есть, от Бога!
Дзержинец, верный помкомвзвод,
Звала его всегда дорога
Туда, где мучился народ.
Был под Москвой и под Смоленском,
Под Сталинградом ранен был,
Контужен под поселком Н-ским
(Как называется, забыл).
Он большевистской был закалки,
И самый младший офицер!
Им доставалось, елки-палки,
Тогда в боях сверх всяких мер.
Служил у Плиева, Белова,
У Рокоссовского чуть-чуть,
Уже в конце сорок второго
Горела золотом вся грудь.
Войну закончил где-то в Ровно,
Командирован был в Подольск.
Учиться тактике условно –
Тяжелая досталась роль.
Потом с бандеровцами бился,
Чуть не погиб после войны,
И нашей партией гордился!
В застое нет его вины!
Прошел он Матушку-Россию
Как есть, всю вдоль и поперек,
Пахал, косил, пастушил, сеял,
Позора вынести не смог,
Когда в период перестройки
Узнал, что делалось в верхах...
Средь ночи на больничной койке
Рукой последний сделал взмах.
Осиротил семь душ навеки,
Сойдя под красную звезду,
Какие были ЧЕЛОВЕКИ
В коммунистическом ряду!
...Я не успел – его зарыли,
В гробу, обитом кумачом,
Два памятника в ряд застыли –
Отец и мать – наш щит с мечом!