Воистину терпеть нет больше сил.
Святой отец, прими же покаяние:
Я грешен, но я так её любил,
Позволь мне перед смертью с ней свидание!
В глаза её последний раз взглянуть,
Увидеть вновь бездонный, синий омут.
Ах, отче как ужасно давит грудь.
Как сердце от тоски и скорби стонет.
Нет, старец, где тебе понять,
Земной любви не испытав ни разу!
О, если бы я мог заранье знать,
Как душу уберечь от чар и разум!
Я знаю, отче утром я умру,
От рук ли палачей, иль от чахотки.
Прими же исповедь, отец, я не совру.
Я жизнь сгубил за омут глаз, красотки…
Так слушай же: Однажды у реки
Услышал в отдалении чьё то пение.
Слова и звуки были так легки,
Как будто ветерка прикосновение.
Меня заворожил, околдовал,
Волшебный голос, а когда очнулся,
Увидел пред собой лица овал
И в глаз её бездонность окунулся.
Волна волос струилась по плечам,
Лебяжью шею, обрамляя нежно…
Такой ещё я в жизни не встречал,
И вдруг… - Чего уставился, невежа?
Весенний день сиял своей красой,
Цвели сады и гнёзда вили птицы.
А я – рыбак, весь мокрый и босой,
Шел по следам красавицы – певицы.
Молил её: Один лишь только взгляд,
Рабом твоим по жизни вечно буду,
Кораллами украшу твой наряд,
Весь жемчуг из глубин морских добуду!
В ответ услышал смех: О, бедный раб,
Для прихотей моих кораллов мало,
Полцарства для меня сейчас ограбь,
Мне б всё равно чего-то не хватало…
Взметнулась шаль, накрыв волну волос,
По зелени травы мелькнули ноги…
Вздремнуть мне в эту ночь не довелось,
Я обыскал все тропки, все дороги.
Она исчезла, долго я искал,
Совсем отчаялся, растерянный, усталый.
И вдруг, с собою рядом услыхал:
Эй, парень, не меня ль ты ищешь, малый!
Да, то была она, моя цыганка.
Пестрил как летний луг её наряд,
Как царственна была её осанка,
Но как лукав, загадочен был взгляд.
- Ну что, не передумал, мой красивый,
Богатства из глубин морских дарить?
Но только берегись, мой ром ревнивый,
Узнает, и обоим нам не жить!
Безумная любовь, она слепа…
То были чары, или наваждение.
Над пропастью вилась моя тропа,
Меняя взгляды, жизнь и убеждения.
Простой рыбак, не баловень судьбы,
Законов никогда не нарушал я.
Ах, если б всё назад бы, да кабы…
Разбойником, возможно и не стал я.
Ах, отче, ну да что теперь жалеть,
Я думаю, случись вот всё с начала,
Не смог бы я ту страсть преодолеть…
Видать, судьба мне шанс не оставляла!
И вот я стал рабом своей любви,
Она со мной, жестокая играла.
То гибкою лозой меня обвив,
Неистовым желанием сжигала.
А то вдруг неприступною была,
В холодную купель меня ввергала,
И сердце на куски моё рвала,
Разлуку и погибель предрекала.
Но стоило подарком одарить,
Холодная стена мгновенно тает.
Лишь золото могло её смирить,
Цыганка своим ласкам цену знает.
Но я ведь был рыбак и на любовь,
Мне золота конечно не хватало.
И брызнула тогда впервые кровь,
От лезвия дамасского кинжала…
Ты слышишь, отче, слышишь? Эта кровь,
И стон предсмертный мне ночами снится.
Вот что со мною сделала любовь,
Заставив с жизнью праведной проститься…
Я грабил, убивал как хищный зверь,
А ей всё было мало, мало, мало…
Лишь деньги открывали к сердцу дверь –
За золото она меня ласкала.
Цыганский ром всё знал тогда о нас,
Но хитрый план вынашивали оба –
Я думал, что пробьёт мой звёздный час,
А он считал мои шаги до гроба.
Так время шло, но собственных голов
Мы мыслями о Боге не смущали,
Заботясь лишь о том, чтоб был улов,
Хоть наши сундуки уже трещали.
Любовница моя была хитра -
Расчётами её «варились каши».
Она нам сеть плела сама с утра,
А ночью, уже дело было наше.
Отец святой, но что же ты молчишь?
- Я слушаю, сын мой, не отвлекайся,
Рассветные лучи коснулись крыш,
Так мало времени осталось, сыне, кайся!
Всё было как всегда, бежали дни.
Я был рабом прекраснейшей красотки –
Она всегда рулём, а я веслом,
На гребне волн качающейся лодки.
Но что-то, вдруг, пошло совсем не так,
Короче для свиданий стали встречи.
Увидел в этом я не добрый знак
И выследил её в тот страшный вечер.
Подкравшись к дому, где она жила,
Услышал шум борьбы и чьи-то крики,
Мелькнула тень, цыганка то была –
Мой падший ангел, демон мой двуликий.
Она умчалась, пущенной стрелой,
А утром, спящего, меня с постели взяли.
Три стражника стояли надо мной
И нож Дамасский мой, в крови, держали.
Тогда я был, конечно, удивлён,
Со временем лишь понял, что случилось.
Мой нож был кровью рома обагрён –
Всё у красотки славно получилось.
Мы оба надоели ей давно,
Кто ревностью своею, кто любовью.
Зачем ей пить прокисшее вино?
Она готова насладиться кровью!
Вся жизнь моя теперь перед тобой.
Скажи же, отче, будет мне прощение?
О, сын мой, на земле ведь суд земной –
Грехам земное будет отпущение.
На Бога уповай, молись, мой сын.
С грехом мы все пришли, с грехом уходим.
Но есть к тебе вопрос ещё один:
Ты любишь, до сих пор её выходит?
Да, отче, да… ужасно сознавать,
Люблю чудовище в обличии прекрасном.
Я жизнь всегда готов был ей отдать,
За миг один, любви её злосчастной...
За мной уже идут, слышны шаги -
Тревожат тишину тюремных камер.
Но ради Бога, отче, помоги:
(На краткий миг, рыбак в раздумье замер)
Найди её, молю найди, отец.
Скажи, что перед смертью я был сильным.
Предвидел я всегда такой конец –
Закончил узник голосом могильным.
Его вели на казнь, была весна.
Цвели сады и песни пели птицы.
А там, среди толпы была она...
Но не росинки влаги на ресницах.
октябрь 2009г.