Возвращение Светланы. Часть третья. 1. Винсент гот

Николай Виноградов 6
                Как нам известно, не стоит на месте,
                А двигается время наперёд.
                Бывает, что нам и финал известен,
                И знаем, что ещё произойдёт.
                НО!
                История капризна и беспечна –
                Теряет часто, много не хранит,
                И память у людей не бесконечна.
                У времени же волчий аппетит.
                Оно года глотает за годами,
                Бывает, оглянуться не даёт –
                И мы вперёд летим, не зная сами:
                А что же с нами там произойдёт?
                Вот так вот: знаем – но ещё не знаем!
                Что будет? Будет то, что совершим!
                Поэтому и место оставляем:
                Когда произойдёт – оповестим!
                Вплела себя в историю Светлана –
                Её с пути уже я не сверну:
                Произойдёт всё – поздно, или рано:
                Светлана же у времени в плену!

1. Винсент готовится к встрече. 

Светлейший князь. Сам. В золотой карете,
На дверцах золотые же гербы.
И не поймёшь – карета? солнце? светит.
А может это блеск его судьбы?
Империал под княжеской короной,
А впереди шестёрка лошадей
Под бархатной малиновой попоной.
Короче говоря, как у людей.
Дорогу расчищали скороходы
С лакеями – те тоже впереди –
О князе сообщавшие народу:
- Брысь в сторону, оттудова гляди!
Тут музыканты и пажи верхами,
В кафтанах синих бархатных – что там?
Описывать приходится словами –
С златыми позументами по швам.
Шесть камер-юнкеров шагали у кареты,
Всё это заключал драгун отряд.
Сверкало всё, всё было разодето.
А вдоль дороги зрители стоят.

Винсент, стоявший у окна, томился,
За выездом Светлейшего следя.
Подумал, постоял он и спустился
К мадам своей, немного погодя:
«Недавно отмечали годовщину
Полтавской битвы. Это, вам скажу,
Не абы что! Решил писать картину –
Не зря ж себя в художниках держу.

Немного с краю, где идёт сраженье,
С небес навис над этим всем орёл.
Он взглядом провожает продвиженье,
И конницу, что сам Светлейший вёл.
Картину делит тут, посередине
Широкое течение Днепра,
Где шведы тонут сотнями в стремнине…
Над этим вижу я штандарт Петра!
А за рекой, уже с другого края,
Блестят Москвы на солнце купола,
Встречает войско арка золотая,
И – перспектива дальняя светла.
И ангелы трубят Петру победу.
Его фигуру вижу на коне…
К Светлане я писать её уеду.
Она ещё чего подскажет мне».

- Мадам! Вы где? Хоть напоите чаем!
Себе у князя выпросил заказ.
Мы в Ораниенбаум уезжаем, –
 И хитро он прищурил левый глаз.

Мадам взвилась и звонит в колокольчик:
- Пусть нам в оранжерею подадут.
Винсент, тебе не надобен рассольчик?

- Мадам, пускай графинчик принесут!
Ах, как давно не видел я Светлану!

- И я уже соскучилась по ней.

- Надеюсь, всё идёт пока по плану?
Давно не присылала новостей.
Ну что, мадам, прошу в оранжерею.
Пускай ещё и кофе принесут.
Ах, с коньячком! Я душу этим грею.
Мадам, пускай и трубку мне набьют.

А та в ответ Винсенту с укоризной:
- Ты что это командуешь, мой друг?
Какой-то ты весёлый и капризный.

- Да что-то вот всё валится из рук.

- Я думаю, от ожиданья встречи.
Вот ты сказал сейчас мне про отъезд…
Мне кажется, что мы здесь жили вечно…
Для багажа нам сколько нужно мест?

- Мадам, Вы не волнуйтесь, право слово.
Сначала завтрак, –
                Он придвинул стул.
И на столе уж было всё готово.
Винсент к бутылке руку протянул:

- Ну что, мадам, давайте для затравки?
Пока мы с Вами вроде бы одни.
Хотел бы знать, где шастают козявки,
Зелёные душонки. Где они?

И в тот же миг на всю оранжерею
Раздался звонкий и весёлый смех –
Кикиморы всей шайкою своею
Решили разделить с ним винный грех.

Кикиморы: - Ах, вы уединились!
- Забыли? Или спрятались от нас?
- А мы воспоминаньями делились.
- Надеемся, что пьёте вы не квас?

Винсент сидел с, у рта застывшей, рюмкой,
Мадам – и со стола не подняла.
Вот так всегда с компанией сей юркой.
Кикиморы уже все у стола.
Винсент махнул:
                - Какое ваше дело?
Здесь даже квас – напиток от Богов!

Компания присесть уже успела:
- Мы будем что-нибудь из коньяков!

- Ну, наливайте. Тостом обозначу,
Так в пору ваш случившийся, визит.
К Светлейшему поедем мы на дачу –
Нас Ораниенбаум поглотит.
Как вам известно, там живёт Светлана.
Компанию составим с вами ей.
Ждал этой встречи, поздно или рано,
С моделью, может, главною моей.

Мадам косила на него глазами.
Кикиморы – и те удивлены.
Светлана с Лешим были лишь друзьями,
Лишь дружбой были их сердца полны.

- А что вы на меня все так воззрились?
Да – Света моя главная модель!
(А у мадам глаза вдруг увлажнились)
И только! А вы думали – постель?
Ха-ха, мадам. Она важна, как образ,
Как оболочка. Главное в душе.
А Вы глядели на меня, как кобра.
Пора давно поверить мне уже!
Душа Светланы несопоставима
С любой другой, обычною душой.
В любом мазке, присутствуя незримо,
Она моею двигает рукой.
Вы думаете – это я рисую?
Да разве можно ТАК нарисовать?
Я не пишу – живу, люблю, тоскую…
И только так могу её писать!
Возможно ль на холсте представить душу?
Какие краски будут тут нужны?
Не так дыхнёшь и всё… уже разрушил.
Движенья сами по себе верны.
Рука сама как будто понимает,
Куда ей нужно класть какой мазок.
Души кусочки след свой оставляют…
Хотелось бы ещё один разок.

Кикиморы скульптурами сидели,
Мадам забыла про открытый рот.
Слова Винсента в воздухе висели
И ждали – чья душа их позовёт.
Стоял Художник… и чесал в затылке:
- Ещё разок… Что думает она?

Глотнул коньяк он прямо из бутылки:
- Меня тут посетила мысль одна!

Мадам закрыла рот и улыбнулась,
Кикиморы оттаяли, вздохнув.
А у Винсента заходили скулы.
Пылинку с рукава как будто сдув,
Он сел, а то стоял всё это время –
Эмоции плескали через край:

- С сигарами коробка… ну да, с теми…
Не помните, мадам, Вы невзначай?
Она была тогда у нас в избушке.
Слетали бы за ними как-нибудь!
Приветик передали бы старушке.
Горыныча б сумели лобызнуть.
Змеюка мой, как по нему скучаю.
Нет, надо как-нибудь и самому.
Вот жалко мне – как Вы я не летаю.
Вопрос перед Светланой подниму.
Мадам, а как там, кстати, виконтесса?
Ну да, Латур… и это – Лануа?
Она не проявляет интереса?

- Винсент, оставь. Нормально там дела!
Я по болезни только подменяла
Её. Царевны слушались меня.
Себе другими их я представляла.
Хватило подружиться с ними дня.

И начала мадам тут тараторить,
Как Анну с Лизанькой учила языку.
И напоследок, после всех историй,
Они сказали ей «мерси боку».

Кикиморы: - Учили Вы царевен?
- Ах, да, ведь Вы француженка у нас.
- А Вы успели рассказать о древе?
- Откуда плод был сорван в первый раз.

- Цыц, пьявки! Это вовсе не по теме.
Позавтракали? Собирайтесь в путь.
Винсент, ты разберись у них в гареме.
Молотят языками, просто жуть!

Мадам полна вся праведного гнева.
Винсент улыбку прикрывал рукой:

- Я б всыпал розог той, красивой, слева.
Шпицрутенов добавил бы другой.
Ну, рвать ноздрей, конечно же, не стал бы.
Но всех – для исправления – в Сибирь.
Мадам, что сделать я могу? Ну – бабы!
А, может быть, отправить в монастырь?

Уже мадам сидела и смеялась:

- Ага, себе ты в рясе их представь.
Ну, ладно, закусите ещё малость.

- А может их туда отправить вплавь?

Кикиморы: - Ну, хватит издеваться!
- Мадам, простите, если что не так!
- Ну, захотелось нам покрасоваться.
- И, как всегда, попали мы впросак.

Винсент сидел, раскуривая трубку:
- Нет, трубка не заменит мне сигар!
Хотел бы я представить на минутку
Светлейшего, когда получит в дар
Он от меня сигару. Что с ним будет?
Хотя он, не привыкший отступать,
Наверное, и правильно рассудит.
Но надо будет всё же показать!