Солнце давно готово взорваться, красный гигант — огромное пульсирующее сердце.
Сколько лет мы были повернуты спиной друг к другу?
Отказываясь приближаться.
Языки пламени лижут мою чувствительную кожу, оставляя на ней несовместимые с жизнью ожоги.
До кости пузырится и слезает лохмотьями.
Знаешь, каково это было, когда даже небесное светило отворачивается от тебя?
Вечная тьма разрушала мои внутренние империи, только голод и пустота.
Боль как отрезвляющее, и сейчас меня разрывает.
Смотрю на своё отражение, смотрю, чтобы смотреть, завороженно.
Зрачки расширяются и уже похожи на лунные кратеры.
Многократная жертвенность оказалась вторжением, и контратакой.
Я выбираю ва-банк, идти до начала конца, хотя и так все ясно.
Вечное вторжжение в моей далеко не вечной груди, пока она не раскроется подобно маку.
На четыре части.
Я теперь играю словами с сознанием, осязаемые игрушки, мои солдаты остались позади,
Сложены в коробки и похоронены в объятьях чердака.
Вместе с памятью.
Да и результат намного занимательней.
Ты — инверсия, в зазеркалье — инвазия.
Как же сложно выбрать.
Спускаться, соскальзывая в самую глубину.
А потом подниматься на поверхность не теряя сути хронометража и сохраняя целостность кадров.
И всё закончится, когда начнутся титры на темном экране.
Всё, кроме титров.
Терпеть семнадцать остановок моего внутреннего метро — чтобы потом броситься под состав.
Семнадцать неповторимых песен, которые ты так любишь.
Дорога длиною в целую микрожизнь, затянутая где-то между юностью и смертью.
И твоими молитвами о прощении.
Я никому не отдам твой призрачный голос.
Врезающийся тысячами ножевых и осколочных.
Это единственный подарок, который обязательно сохраню, вошью под ребра.
Это медленное удушье, невидимые провода вселенной обмотались вокруг моей шеи,
Как заземлить напряжение?
Три литра энергетика на вечер, вместо ласки, и мне как будто снова /опять/ семнадцать.
Помнишь, какую ху/йню я писал?
И зачитывал вслух.
Это заставляет улыбаться и бить кулаками в стену, до алых подтеков на мерзотных обоях.
Когда я уже сдеру это дерьмо и выкрашу в черный?
Что там было про выебанную революцию, любовь на грани убийства и буйства,
Про мастурбацию перед зеркалом в ванной?
Нарциссизм мироздания, который извивается подобно пьяной девке под сильными руками,
Лишь бы вставили пожестче, нагнув как собаку.
И все окупится, ставки удвоятся.
Тогда я тоже пил по три литра за вечер.
Но теперь всё проще, надеюсь.
И уже после меня остается выжженая земля и плоть, мы меняем полярность как полюса Терра.
Будь осторожней, мой Каспар, за тобой уже вышел на охоту Самьель.
Ты слышишь его зов, полный жажды страданий?
Он выпускает псов и открывает глаза.
Впрочем, всё это — только потому, что в иллюзии/коконе, поглотившем тебя с головой,
Довольно тепло и просторно, словно дитя в утробе.
Зачем спасать свою жизнь?
Зачем, когда подключен ко всем основным системам обслуживания,
В виде чужого мнения, приятных эмоций, доступных шикс, и мнимой свободы.
Но из тебя не получится бабочки, не выпадешь в руки матери.
Да и полет с высотки ничего не решит.
Но ты ещё можешь всё изменить, и пусть твоя пуля долетит до цели.
Существование — это время, данное чтобы убивать, а что выбираешь сам.
И я ожидаю тебя по ту сторону.
Приходи.