Анжелина Вартанова Рига (Мы -Вместе 2) / Стихи.ру

   Анжелина Вартанова родилась и училась в Риге. Закончила филологический факультет университета. Работала в ЛАТИНФОРМе (латвийское отделение ТАСС), в различных латвийских СМИ, на телевидении - в телекомпании Alter-A. Темы ее материалов часто касались удивительных поворотов людских судеб, сложных человеческих взаимоотношений. Поэтому, наверно, появилось желание попробовать себя в жанре художественной прозы. Публиковалась в разных периодических изданиях, журналах, альманахах и сборниках. В 2012 году вышел в свет сборник ее рассказов под названием «Жену «заказывали?» Член Союза журналистов СССР и Латвии, Рижского Союза литераторов «Светоч», Международного сообщества писательских союзов. Живет в Риге.

            В С А Д И К Е

            Неужели повезло?

   Это объявление я нашла в интернете. Вновь открывшийся детский сад набирал персонал – воспитателей и помощников воспитателей, то есть, попросту говоря, нянь. Шансов у меня было ничтожно мало, но я, все же, собралась с духом и позвонила. Уже несколько лет я перебивалась случайными заработками, внештатно сотрудничая с разными периодическими изданиями, два раза состояла на учете на бирже труда, и читала все подряд объявления о вакансиях.
   Мне ответил на удивление приветливый женский голос. Но первый вопрос не стал для меня неожиданностью.
   - У вас есть специальное дошкольное образование?
   - Увы, только университетский диплом филолога, где в графе «специальность» написано – преподаватель русского языка и литературы.
   - Тогда мы не сможем взять вас воспитателем – департамент образования не позволит. Разве что, помощником... Да, кстати, а удостоверение о владении латышским языком на высшую категорию?
   И услышав, что таковое имеется, собеседница, как бы раздумывая вслух, произнесла: «Или оформить вас няней, а в группу поставить воспитательницей? Разницу, разумеется, мы вам будем доплачивать...»
   Но это же замечательно! Не все ли равно, что напишут в трудовой книжке? Карьеру на этом поприще я делать не собираюсь.Тем более, что это уже наверняка мое последнее место работы – возраст самый что ни на есть предпенсионный.
   И вот я приглашена на собеседование.

            Собеседование

   Снежана Антоновна – хозяйка ООО «Микки Маус» и одновременно заведующая одноименным детским садом, молодая, стройная и привлекательная блондинка, встретила меня, как старую знакомую. Она рассказала, что помещение под это детское учреждение ее фирма арендует у некоего испанца Флавио, который здесь, в Риге, представляет испанскую компанию по недвижимости. Флавио – чудесный человек, настоящий джентельмен, живет в этом же доме, на третьем этаже, а первые два сдает под садик. Сейчас необходимо быстро набрать сотрудников (само собой – с испытательным сроком на три месяца), чтобы успеть вымыть полы и окна во всем доме, расставить мебель, пропылесосить ковры, разложить игрушки, промаркировать шкафы, кроватки, постельное белье и полотенца... На все это отводится несколько дней, так как с 3 октября «Микки Маус» начнет принимать детей. С 3-го же и нужно писать заявление о приеме на работу. Но уже завтра, то есть, за неделю до официального открытия, все сотрудники безвозмездно выходят на некое подобие субботника, который растянется на всю неделю. А предварять всю эту толоку будет установочное собрание с чаепитием, где все вновь принятые познакомятся друг с другом и получат необходимые указания начальства.
   Снежана Антоновна говорила, практически, без пауз. Спросить о зарплате я так и не успела.

            Собрание

Собрание было назначено на девять утра. Но уже в половине девятого перед дверью заведующей столпились все вновь принятые сотрудницы. Признаться, мне было немного не по себе. Оно и понятно – на шестом десятке так круто изменить свою жизнь, это, простите за каламбур, круто. К тому же, я пе-реживала, что среди юных и длинноногих созданий буду выглядеть, как старая перечница. Но всмотревшись в своих новых коллег, немного успокоилась. Пара (две толстые тетки) толстых теток лет под пятьдесят, три-четыре женщины (около)вокруг сорока, и только две относительно молодые особы, одна из которых – Роксана, с длинными распущенными волосами, похожими на парик, держалась подчеркнуто вызывающе. Позже я поняла, почему. Единственная из всех, она имела то самое специальное дошкольное образование. Остальные предъявили диплом учительницы младших классов, что, с натяжкой, могло временно удовлетворить департамент образования, или диплом учителя средней школы, что было уж вовсе недопустимо.
   Заведующую-хозяйку пришлось дожидаться томительно долго. Около десяти к воротам садика подъехал автомобиль, из которого, держа в каждой руке по коробке с тортом, выпорхнула Снежана Антоновна. Она пригласила нас в физкультурный зал, где стоял большой овальный стол, который повар и медсестра, принятые на работу ранее, уже сервировали для чаепития. Все были приятно удивлены.
   В своей приветственной речи хозяйка поведала нам, что ее компания выиграла конкурс на госзаказ. Ведь мест в государственных садиках не хватает, а потому городская дума заключила договор с несколькими частными дошкольными учреждениями. По этому договору город обязуется платить садику около 100 латов в месяц за каждого ребенка. А родителям придется доплачивать за питание всего-ничего – 50 латов. Самое главное, сказала Снежана Антоновна, это дать понять мамам и папам, что их чадам крупно повезло. - В течение всего дня вы можете делать, что хотите, но утром, во время приема детей, и вечером, когда их забирают домой, вы должны показать себя в лучшем виде. Для этого нужно соблюдать нехитрое правило: никогда не говорите родителям, что ребенок весь день тосковал, кричал и плакал, плохо ел (вообще не ел), не спал днем, а во время прогулки стоял на одном месте, обводя окрестности безнадежным взглядом и каждую минуту спрашивал: «А мама скоро придет?» Наоборот, если мама или бабушка застанут ребенка в слезах, следует объяснить, что, мол, вот только минуту назад заплакал, а до этого весь день спокойно играл и радовался жизни. Как кушал? Хорошо кушал. Суп съел до последней капли, второе блюдо тоже. Правда, картофельного пюре немножко оставил, не доел. А компота еще и добавки попросил! Все у нас замечательно, все отлично! И тогда родители со спокойной совестью будут водить своего ребенка в наш садик. А чем больше детей, тем больше и денег нам перепадет от городской думы.
   В конце этой поучительной речи всем присутствующим была представлена медсестра Татьяна, которую заведующая охарактеризовала как опытного, знающего работника с большим стажем работы в дошкольных учреждениях.
- Это моя правая рука, к которой вы можете обращаться по всем вопросам.
После собрания все воспитатели и няни разобрали ведра и тряпки и отправились мыть окна и наводить чистоту в помещениях. А назавтра нам предстояло еще одно собрание – родительское.

            Встреча с родителями

      Родительское собрание проходило в том же физкультурном зале. За овальным столом расположился персонал, а на расставленных в ряд детских стульчиках – мамы, папы и бабушки.
      Явление Снежаны Антоновны произвело фурор. Она появилась внезапно, как будто актриса из-за кулисы. Решительная и энергичная, она выглядела максимум на тридцать пять. С прической и макияжем, в немыслимо ярком летнем костюмчике (на желтом фоне крупные красные, зеленые, голубые цветы), на высоченных шпильках. Длина юбки, а точнее сказать, ее краткость, очень понравилась папам, чего нельзя сказать о бабушках и мамах. Несколько ошарашены были также няни и воспитательницы, одетые, напротив, в соответствии с проис-ходящим, достаточно строго. И хоть глубокая промозглая осень совершенно не вязалась с павлиньим «прикидом» заведующей, она, нимало не смутившись, сразу взяла быка за рога. Тронная речь звучала примерно так:
- Все наши сотрудники – профессионалы с огромным опытом работы и специальным дошкольным образованием. Я сама больше двадцати лет работаю с детьми. Мы дадим вашим детям все необходимые навыки, подготовим к школе, обеспечим все возможности для их развития. (И – без перехода). На питание вы должны сдавать по 50 лат (заметьте – не латов, а лат!) в месяц. Но, заботясь о ваших же детях, сразу скажу, что этого мало. Если вы хотите, чтобы дети полноценно питались, получали высококачественные молочные продукты, фрукты и овощи, вам придется не скупиться и добавить к этим 50 латам еще, как минимум, двадцать. У нас прекрасный повар, но она каждый день мне звОнит (именно так ставит ударение Снежана Антоновна) и говорит, что денег не хватает на то, чтобы ежедневно добавлять в детский рацион белки и витамины, необходимые по нормативам.
      Вопрос номер два – это канцелярские принадлежности. Чтобы дети могли развивать свои творческие способности, им нужны в огромных количествах: картон и цветная бумага, пластилин, фломастеры и карандаши, клей, ножницы, спиральные проволочки, всякие бархатинки и другие фактурные ткани. Да что я говорю? Одни только глазки мы покупаем килограммами! (Тут она вытащила из сумки пакет с пластмассовыми глазками и стала их вытряхивать на стол – зрелище довольно-таки жутковатое). Поэтому нужно сдать на каждого ребенка еще по 25 лат (!), чтобы мы могли все закупить в централизованном порядке. А то родители приносят всякое дешевое барахло и ложат (!) детям в шкафчики.
      За здоровье ваших детей вы можете не беспокоиться. Представляю вам нашу медицинскую сестру Татьяну – это моя правая рука, мой министр здравоохранения. Она будет постоянно находиться в садике и следить за гигиеническими процедурами, чистотой постельного белья и полотенец, каждое утро осматривать детей на предмет выявления вируса или педикулеза. А сейчас помощники воспитателей в рабочем порядке расскажут вам, сколько запасных трусиков и колготок необходимо принести в садик, и сколько в день может понадобиться памперсов.
      На этом Снежана Антоновна закрыла собрание и, вытащив листок бумаги форматом А4, предложила сдавать деньги на канцелярские принадлежности.
Первый день в детском саду
      В день открытия мне выпала первая смена. Около семи утра следовало быть на месте, чтобы ровно в 7.00 начать принимать «новобранцев». Почти всю ночь я не спала. Боялась проспать, хотя завела два будильника на половину шестого. Подъем, водные процедуры, минимум макияжа, причесаться... Ровно в шесть я вошла на кухню, чтобы вскипятить чайник. Одновременно с этим включила и радио. По радио исполняли гимн Латвии. С этого дня это стало ежеутренним ритуалом – начинать свой день с гимна. Хотя, тут я не совсем права. Ведь сначала у меня была напарница - Полина, и мы с ней работали посменно. Вторая смена, как при приеме на работу объяснила нам начальница, начиналась в 13.00. В течение часа следовало передать дела, и около двух воспитательница, работавшая в первую смену, могла идти домой. Ведь у работника образования по закону шестичасовой рабочий день. А вот няня должна была приходить на час позже, к восьми, и работать до четырех. На группу, по правилам, полагались три человека – одна няня и две воспитательницы.
Ровно в семь родители начали приводить своих чад. Правила, по которым детей распределяли по группам, оказались весьма размытыми, если они вообще существовали. Так, вначале планировалось направить в мою группу малышей от двух до трех. Но потом оказалось, что я должна принять и не достигших двухлетнего возраста, и почти четырехлетних... Состав получился очень разнородным. Со старшими уже можно было общаться, в то время как младшие не только не разговаривали, но и не всегда понимали, что от них требуется. Нужно ли говорить, что все эти ребятки, никогда раньше не посещавшие детских дошкольных учреждений, поднимали жуткий крик, как только до них доходило, что мама или папа сейчас оставят их здесь и уйдут... возможно навсегда! И только две девочки – Юлиана и Маргарита – вели себя относительно спокойно, с любопытством оглядывались по сторонам и доверчиво протягивали ручки мне и няне Любе.
      Юлиана в сопровождении бабушки появилась первой. Ее и потом всегда приводили в садик ровно в семь – и ни минутой позже. А забирали почти последней. Доброжелательная девочка-крепыш с толстенькими ножками говорила только два слова – мама, пойдем! Причем, обращаться могла при этом ко мне, или к няне. Ей только что исполнилось два.
      А трехлетняя Маргарита уже болтала вовсю. Открытая и веселая, очень ладненькая, кокетливая, она сразу стала моей любимицей. Конечно, я старалась, чтобы мои предпочтения были незаметны. Позже я поняла, почему Маргоша вела себя так правильно. Ее мама, педагог, интеллигентнейшая женщина, давала ей правильное домашнее воспитание.
      Как ни странно, больше всего орали мальчишки. В особенности старшие, почти четырехлетки, Иво и Андрис. Они просто бились в истерике, рвались за пределы группы, повторяя как мантру «Хочу к маме! Хочу к маме!» И слезы горохом текли у них по щекам. Я обнимала каждого из них по очереди, брала на руки, успокаивала, гладила по голове, утешала, обещая, что мама обязательно придет после обеда. Одновременно нужно было принимать других орущих детей – в первый день их набралось шестнадцать, записывать в журнал сведения о родителях, контактные телефоны, наклеивать имя ребенка на выделенный ему шкафчик, так как садик пока не обзавелся маркировочными картинками. Это был просто сумасшедший дом!

            Особенности воспитания

      В новом дошкольном учреждении удалось укомплектовать всего две русские группы – ясельную и младшую садиковую. Но и в латышских, и в русских группах набралось достаточно много детей из смешанных семей. Причем, матриархат несомненно одерживал верх, так как языковые предпочтения чаще всего определялись по маминой национальности.
      «Как зовут вашу крошку?», - спрашиваю я у молоденькой и миниатюрной темноволосой мамы. – Елизавета, - отвечает она. Так мы и записываем в журнале посещаемости, так и начинаем обращаться к ясноглазой малышке со светлыми кудряшками и радостной открытой улыбкой. Очень скоро Елизавета превращается в просто Лизу – это удобнее. Вечером за дочкой приходит папа – сдержанные манеры, холодный взгляд серо-стальных глаз.
– Лиза, за тобой папа пришел, пойдем одеваться! - Но папа не скрывает своего недовольства. – Я хочу попросить вас не называть мою дочь Лизой, - говорит он, - liza в переводе с латышского – топор. А имя моей дочери – Элизабет, в крайнем случае, Бэта.
            Вот так. Урок усвоен.
   И у Рихарда папа – латыш. Он любит порядок и законопослушен до педантичности. Приведя ребенка в садик, он передает мне тетрадь, в которую вклеена фотография его сына и красным фломастером аккуратным почерком перечислены его плюсы и минусы, а также качества, на которые следует обра-тить особое внимание.
   1. Свободно понимает по-латышски и по-русски.
   2. Не имеет в еде предпочтений, ест все. Умеет самостоятельно пользоваться ложкой и вилкой.
   3. Спит в специальном термобелье, так как потеет. Перед сном не давать ему пить – это чревато.
   4. Во время прогулки сильно перегревается. Нужно следить за этим и вовремя переодевать в сухое белье.
   Ну и все в таком же роде. Папа этот – молодец. Он единственный из всех родителей позаботился о том, чтобы с первого же дня подготовить воспитателей и няню к обращению с его драгоценным чадом. Впоследствии он же будет больше всех возмущаться и негодовать по поводу исчезновения из числа сотрудников медицинской сестры и требовать от руководства заполнения этой штатной единицы.
   Мальчики Иво и Андрис тоже из смешанных семей. И, опять-таки, та же картина – русские мамы и отцы-латыши. Оба мальчика очень ранимы и отличаются тонкой душевной организацией, особенно Иво. Он – настоящий маменькин сынок. Ни с кем не общается, ни с кем не играет. На музыкальных занятиях сидит в сторонке – его никакими силами не заставить «летать» птичками и скакать зайчиками под музыку вместе с другими детьми. Утренней зарядкой он тоже не желает заниматься. Безучастно сидит в сторонке, что-то беззвучно шепчет, перебирая пальчиками. Но вот когда дело доходит до рисования или лепки, тут он оживляется. – Я буду делать подарок для мамочки (рисовать картину для мамочки). Он старательно пыхтит, пытаясь изобразить букет цветов, а потом прячет рисунок в свой шкаф для одежды. Обычно его забирают одним из первых. Но однажды мама по каким-то причинам задержалась, и мы с Иво остались в группе вдвоем. И вдруг он неожиданно раскрылся. Оказалось, что у него хорошая речь, он умеет связно построить рассказ, подмечает какие-то мелкие детали, знает много стихов, любит, когда ему читают книжки... Он поведал мне, как они всей семьей ездили к бабушке в Цесис, и как там было интересно и весело.
      Уже гораздо позже, разговорившись по душам с воспитательницей латышской группы, я узнала, что там ситуация такая же. Латышскую группу посещают те дети из смешанных семей, где мама – латышка. Да, оказывается, женщина – не только шея... Матриархат в чистом виде.
Двор, забор и другие засады
      До обеда, согласно режиму, нужно гулять. Одевание – отдельная песня. Вместе с Любой, няней, мы сначала натягиваем на всех по очереди колготки и обуваем. Уже обутые в это время тянут из всех шкафчиков подряд шарфики, рукавички, теплые штанишки, роняют все это на пол и окончательно перепутывают. Путем допроса только частично можно установить, где чье. Большинство не помнит и не узнает своих вещей. Кое-как разобравшись, надеваем свитера и комбинезончики, шапки и варежки. Хорошо, что няня у меня такая расторопная. Она в первый же день запомнила имена всех детей, и приблизительно – кто во что одет. Негромко, но внушительно, глубоким низким голосом она поторапливает ребят, при случае не стесняясь их слегка припугнуть: «Кто это у меня опять сапоги снял? Вот уж я тебе сейчас задам!» Позднее я узнаю, что до детского сада она работала то ли в полиции, то ли в военной части... Но она славная женщина, и дети ее не боятся. Рихард уже в третий раз сбрасывает с таким трудом надетые и застегнутые на непослушную молнию сапоги. И это еще ничего. Хуже, что он продолжит снимать их на прогулке, и в носках, надетых на колготки, пошлепает по грязной мокрой траве.
Наконец дети обуты и одеты. Мы с Любой в пене, да и ребятишки успели вспотеть в теплом помещении. Няня открывает дверь группы и напутствует – осторожней на лестнице, держитесь за перила! Она остается мыть полы в группе, пылесосить ковер, чистить раковины. 16 малышей я вывожу на прогулку одна. Туда же спускаются воспитанники и из других групп. То есть, во двор одновременно выходит гулять 70-80 человечков. Они тут же расползаются, как тараканы, в разные стороны. И тут уж – зови-не зови! Одни сразу же лезут на холодную, всю в песке и глине, металлическую горку, другие усаживаются на качели-доску с мощными пружинами – если один ребенок внезапно вскочит с одного конца доски, другой тут же взлетает в воздух. Третьи карабкаются вверх во вертикально стоящим лестницам... Я не знаю, кто придумал установить в детском садике такие «аттракционы»!? Каждого малыша здесь нужно страховать в четыре руки! А у нас на 15-16 «голов» - одна воспитательница. У меня сердце уже в который раз бухается в пятки при виде рискованных упражнений не знающего страха трехлетнего Ратмира. Он, как маленький Тамерлан, своенравен и совершенно неуправляем. Узкими татарскими глазами свысока смотрит на воспитательниц – женщины, что с них возьмешь? «Ратмир, - кричу я, устремляясь за непоседой, - не лезь на пирамиду, упадешь! Подожди, сейчас я тебе помогу!» И в это время боковым зрением вижу, что Маргошка деловито взбирается на эту ужасную металлическую горку, она уже почти наверху, на площадке. Но одно неосторожное движение, и она, опрокидываясь, летит назад, на землю. Жуткий вой оглашает окрестности. Одним рывком я снимаю Ратмира с пирамиды и бегу к орущей Маргарите. У нее под глазом вспухает большой синяк. И это еще счастье, что глаз цел! Срочно загоняю всех детей в помещение – в группу, с девочкой на руках взлетаю на третий этаж, туда, где должна сидеть медсестра. Но дверь закрыта, «министра здравоохранения» никто не видел. Врываюсь в столовую – дайте хоть кусок льда из морозилки! Льда нет! Но мне достают из холодильника красный болгарский перец – большой и холодный. Прикладываю его к ушибу, нашептываю Маргоше ласковые слова, глажу по головке. Постепенно она успокаивается.
   Трудно представить, но мама Маргариты, вместо того, чтобы устроить скандал, еще благодарила меня за помощь, уговаривала не переживать. «Я ведь сама в школе работаю, знаю, что за всеми не уследишь. Еще и не такое случается», - сказала эта умная женщина.
   И действительно, с каждым днем во дворе выявляются новые и новые засады. То сторожевая собака с соседнего участка сделала подкоп под забором и, просунув в дыру морду, внимательно наблюдает за человеческими детенышами. Сама-то она, вроде, не проявляет агрессии, но если бы кто-то из детей попытался сунуться, трудно представить ее реакцию. То обнаружилось, что из травы сантиметров на двадцать в высоту торчит железный штырь – кран для полива газона. А перед самым входом в здание вокруг огромного дерева строители забетонировали яму глубиной метра в два. И каждый ребенок, перед тем, как войти в помещение, непременно желает в нее заглянуть. Две недели понадобилось для того, чтобы администрация, прислушавшись к просьбам воспитателей, убрала штырь, попросила соседей привязывать собаку и закрыла сеткой яму вокруг дерева. Подкоп, впрочем, остался на своем месте.
И снова собрание.
   - Перед тем как перейти к повестке дня, - бодро начала Снежана Антоновна, хочу вас проинформировать об этой... в общем, о медсестре. Короче, от этой наглой Татьяны пришлось избавиться. Представляете, она каждый день вмешивалась в работу кухни и требовала заказывать продукты в количествах, указанных в какой-то там ее разнарядке. У нас ежедневно выбрасывается на помойку по пять ведер продуктов, дети ничего не едят, а она все заказывает! Мы не можем себе позволить покупать творог по нынешним ценам, и мясо тоже дорого стоит. Мы не укладываемся в смету расходов, значит, какое-то время будем экономить. Я уже сказала повару, чтобы масла в кашу клала поменьше, одну котлетку можно разделить на две порции, а фрукты вообще пока брать не будем. В ежедневном меню, вывешенном для родителей, фрукты – да – указаны. Но придется обходиться без них, дети все равно не помнят, что им давали. И еще эта Татьяна настаивала, чтобы белье в прачечную сдавали раз в неделю, а полотенца меняли два раза в неделю. Это где ж столько денег взять только на прачечную-то?! Да, кстати, нам надо одну из нянь назначить ответственной за белье во всем садике, чтобы считала, меняла, принимала из стирки... Вот, Любовь, вы этим и займетесь дополнительно к своим основным обязанностям.
   А если родители станут спрашивать, где медсестра, нужно говорить, что она не оправдала наших ожиданий и поэтому, в интересах ваших детей, пришлось ее уволить. А теперь мы ищем самую лучшую кандидатуру на конкурсной основе, что-бы не обжечься вторично. И это все, подчеркните, делается, как уже говорилось, в интересах ваших детей.
   Хочу озвучить еще одно распоряжение - об изменении графика для воспитателей. Первая смена теперь будет работать не до 13 часов, а на час больше, до 14-ти. А вторая начинаться не в 13-ть, а в двенадцать. На пересменку отводится два часа – с двенадцати до двух. Таким образом мы переходим на семичасовой рабочий день. И даже не пытайтесь говорить мне, что работникам образования полагается 30 часов в неделю! Кому не нравится, пусть ищет другое место.
   Ну а теперь о главном. Для нас сейчас самое главное – это показать родителям, что работа кипит, дети учатся разным полезным навыкам, всякому рукоделию и так далее. Что для этого нужно? Возьмем тему осени, ведь на дворе осень, не так ли? Поэтому в выходные соберите желтые листья, шишки, мох, нарежьте из журналов картинок, кружочков, сделайте заготовки. Во время дневного сна не сидите без дела, не пейте кофе! Вырезайте сами, и нянь загрузите – пусть вырезают. Потом возьмите картон, пластилин, веточки там, засушенные ягоды и сделайте композиции на осеннюю тему. Все композиции должны быть надписаны – ну, как бы дети сами их делали. Чем больше – тем лучше. Когда все будет готово, расставьте на одежные шкафчики, наклейте на стены. А то у нас все стены голые, на детский сад непохоже! Родители придут, увидят выставку работ и поймут, что их детьми профессионально занимаются. Все всё поняли? Тогда за работу!
      В тот же день, как было велено, во время дневного сна, мы с Любой налепили из пластилина овощей и фруктов и разложили на импровизированном блюде. А дома я по полной программе загрузила мужа (он хорошо рисует), чтобы нарисовал большую соломенную корзину, в которую я планировала вклеить вырезанные из цветной бумаги яблоки и груши, огурцы и помидоры, грибы и картошку.

            Столовая

      Дома дети, конечно, не успевают позавтракать. Первый прием пищи – завтрак в детском саду. Но сначала всех «высаживаем» на горшки, моем ручки и вытираем несвежими полотенцами (в прачечную еще не сдавали, а новых пока не купили). Потом безуспешно пытаемся построиться по парам и галдящей толпой вваливаемся в столовую. Совсем иначе ведут себя малыши в латышских группах. В особенности у Роксаны – той самой, чьи белокурые волосы похожи на парик. Они идут в затылок друг другу, затравленно глядя снизу вверх на длинную, похожую на иглу, воспитательницу, а она, как в концлагере, отрывистым голосом подает четкие команды. Но в одном все дети сходятся – никакими силами их не заставить есть то, что поставлено на стол. Не хочет этого есть и персонал, хотя питание полагается по договору. На тарелках – какая-то остывшая серая масса, вроде бы, каша. Из чего – непонятно. И кусочки хлеба иногда с просвечивающим ломтиком огурца. В чашках – бурая жижа. В меню это называется – пшенная каша с маслом, бутерброд с маслом и огурцом, чай. Одни дети крепко сжимают челюсти, когда воспитатель или няня подносят им ко рту ложку, другие просто отворачиваются с выражением полного отвращения. А кто-то сначала берет содержимое ложки в рот и тут же выплевывает (в тарелку.
- Я больше не хочу, - вежливо шепчет мне Кора, очаровательная девочка с черными, как маслины, глазами, курчавыми волосами и оливкового цвета нежной кожей. В отличие от других детей, она умеет пользоваться приборами и никогда ничего не проливает ни на стол, ни на свое красивое платье.
С обедом – та же история. В лучшем случае – проглочена пара ложек супа, второе – размазанное по блюдцу серо-зеленое комковатое пюре (может, гороховое?), в нем лежит кусочек то ли рыбной, то ли мясной, то ли хлебной котлеты – по вкусу не понять. А чаще вовсе без оной. И компот из фруктов. То есть, подкрашенная вода без единой ягодки.
Неудивительно, что все эти «деликатесы», в конечном итоге, отправляются в помойные ведра. А голодные дети возвращаются в группу. Хорошо, что после обеда следует дневной сон. Потому что, как говорят французы, кто спит – тот обедает.

            Музыкальные занятия

   Вот уж кто блестяще владеет методикой! Невысокая брюнетка, стройная женщина, с маленьким магнитофоном в руках, во время завтрака заглянула в столовую. – Вы воспитатель русской садиковой группы? – спросила она. – Меня зовут Анта, я музыкальный руководитель, после завтрака жду ваших «Белочек» в зале, на первом музыкальном занятии.
   Мне показалось, что Анте чуть за сорок. Позже я узнала, что, как минимум, лет на десять больше. Но она вела себя с малышами, как озорной подросток. Чего только она с собой не приносила! Ее объемистая сумка была, как волшебный мешок, из которого Анта с видом фокусника извлекала всякие замечательные вещи – шишки, желтые листья, какие-то разноцветные маленькие шарики, платочки, звоночки, отполированные камешки и морские ракушки... Когда она раскрывала свою торбу, все малыши собирались вокруг, наблюдая с зачарованным видом за ее действиями с игрушками. Она умела говорить голосом медведя и пищать, как цыпленок. И дети оборачивались, чтобы посмотреть, где спрятался этот медведь, поющий песенку про вкусный и сладкий мед. Потом Анта включала музыку, в которой явственно можно было различить звуки дождя, и ребятишки раскрывали над головой зонтики, щелк – дождик закончился, зонтики закрылись. А вот другая музыка – про лето, солнце, лес. Мы все в лесу, мы – зайчики и белочки. Белочки собирают шишки, зайчики ищут капустку. Однако день проходит, стемнело, все зверюшки ночью ложаться спать (сложенные ручки – под щечки и – набочок на ковер). Но вот наступает утро. Как мы об этом догадаемся? А вот как! Из-под стола (это, должно быть, курятник) вдруг раздается веселое ку-ка-ре-ку. И, приподнимая тяжелую скатерть, оттуда важно выступает петушок-Анта с красным гребешком на голове, с «масляной бородушкой, шелковой головушкой», с золотыми шпорами на щиколотках, в ярко-красных сапожках... Восторгу детей нет предела. Но самое любимое дело остается напоследок. Это – выдувание мыльных пузырей. Переливающиеся цветами радуги, они летают по залу и лопаются от любого прикосновения. Дети подпрыгивают, ловят, дуют,визжат... они счастливы.
- А когда у нас опять будут музыкальные занятия? – спрашивает неугомонный Ратмир, ухватившийся на всякий случай за юбку Анты – чтобы так сразу не уходила. - Завтра придешь?
      За работой Анты я всегда наблюдала с восторгом. Но высшим пилотажем считала ее умение утихомирить разгоряченных, разбушевавшихся ребят. – А сейчас, - неожиданно она переходила на шепот, - мы с вами очень тихонько выйдем из зала и пойдем в свою группу. Пусть никто не знает, где мы. Бесшумно, на цыпочках, спускаемся по лестнице. Нас ищут здесь, а мы уже там.
И вдруг наступала такая тишина, что можно было услышать, как тяжелые дождевые капли с водостока на крыше шлепаются в лужу.

            Кора

      Четырехлетнюю Кору привела к нам в группу сама Снежана Антоновна. – Через месяц ее увезут в Испанию, к папе, - сказала она, - а пока пусть девочка походит к нам в садик.
      Далее мне и няне доходчиво объяснили, что относиться к этой девочке надо особенно бережно, так как она – протеже того самого испанца Флавио, у которого наш сад арендует помещение. Ну что ж? Пусть походит! Тем более, что Кора, сама по себе, прелесть. Мы с ней быстро подружились, и она очень привязалась ко мне. Она одинаково хорошо говорит по-русски и по-испански, умеет одеваться без посторонней помощи, внимательно и серьезно слушает сказки, широко распахивая свои темные блестящие глаза, она аккуратна и послушна.
      И вот сегодня прихожу на работу к двенадцати дня (вторая смена) и застаю «картину маслом». На низенькой табуретке возле своего шкафчика безутешно рыдает Кора. Незнакомая мне женщина (кажется, она бухгалтер у нашего домовладельца Флавио), присев рядом с ней и держа в руках ее уличную одежду, пытается в чем-то убедить девочку. Вокруг столпились другие дети, тут же стоят воспитательница, работавшая в первую смену – Полина и няня Люба. Увидев меня, Кора с плачем бросается в мои объятия, твердя, как заклинание: «Я с ней не пойду, я хочу в садике! Я с ней не пойду, я хочу с тобой!»
      Беру Кору на руки, она вся дрожит, цепляется за мою шею. А сменщица Полина в это время тихо рассказывает мне, что произошло. Оказывается, несколько дней назад испанец Флавио внезапно повысил цену на аренду помещений. И сразу стал в глазах Снежаны Антоновны не чудесным человеком, а хамом, мошенником и вором. С понедельника между ними происходят разборки и скандалы, каждая сторона доказывает свою правоту, ссылаясь на подписанные (или, наоборот, не подписанные) документы. Снежана Антоновна грозится съехать и уже подыскивает новые помещения для садика. Кроме того, она обвинила испанскую сторону в похищении детских игрушек из групп, и матрасов и кастрюль из кладовой комнаты, в связи с чем сегодня с самого утра вызвала полицию. А пока полиция бродила по помещениям с целью составить список похищенного, наша доблестная руководительница вспомнила, что взяла Кору месяцана на два исключительно из любезности, выражая, так сказать, уважение к домовладельцу, то есть, бесплатно. Вспомнив это, она, как фурия, влетает в группу с криком: «Чтоб этой Коры сию же минуту здесь не было!» И так как бабушка и мама Коры в это неурочное время вне досягаемости, а на глаза совершенно случайно попадается сотрудница испанской фирмы (она как раз спускалась с третьего этажа, от Флавио), то ей и поручено забрать девочку хоть к себе, хоть к Флавио, хоть к черту на рога! Кора бьется в истерике, она боится, не понимая, почему ее вдруг ни с того, ни с сего, отправляют куда-то с незнакомой женщиной. Она вцепилась в меня (мертвой хваткой) и настойчиво повторяет: «Я тут буду ждать Инну (так она называет бабушку), я никуда не пойду!»
      Для начала прошу девочку отойти со мной в уголок, чтобы пошептаться. – Кора, ты мне веришь? Она молча кивает. – Я отдам тебя только Инне, успокойся и давай высморкаем носик. Вот так, молодец. А теперь нужно умыться – чтобы глазки блестели, чтобы щечки алели... Помнишь стишок? А сейчас попробуем опять дозвониться до твоей мамы или бабушки. А тетя – движение головой в сторону сотрудницы Флавио – пойдет по своим делам. Тетя, обрадовавшись, что кто-то снял с нее ответственность, быстро уходит.
Бабушка Инна включает мобильник только через час и, уяснив ситуацию, бросает все дела и летит в садик за внучкой. Все это время малышка не выпускает моей руки и ходит за мной, как тень. Но вот, наконец, (и)бабушка. Девочка, взывая к ее сочувствию, снова начинает плакать. Ее быстро одевают и забирают домой.
Больше я Кору не видела.

            Первое увольнение

      Арина – поздний ребенок. Когда она появилась на свет, ее маме явно было уже за тридцать пять. Неудивительно, что она пылинки сдувает со своей дочурки. В течение месяца она ни разу не оставляла девочку в садике до конца рабочего дня. Обычно после обеда Арину уже уводят домой. И это вполне оправданно. Не успев еще переступить порог группы, она начинает плакать. У Арины глаза всегда на мокром месте. Она плачет почти без перерывов, причем громко, в голос. Даже в столовой, когда ест. Воспитатели и няня пробовали разные уловки, чтобы успокоить ребенка: и уговаривали, и пытались занять интересной игрой, и читали книжки, и переключали внимание... Нет результата! Решили какое-то время как будто не замечать такого протестного поведения – может, увидев, что на нее не обращают внимания, девочка поймет, что кричать и плакать бесполезно? Но и эта тактика не возымела действия. Возможно, потому, что Арина не играла «на публику», ей на самом деле было очень тревожно, просто невыносимо без мамы.
      Но однажды настал такой день, когда родительница все-таки решила рискнуть – оставить малышку в садике до вечера. Послеобеденный сон пришелся на смену Полины. Воспитательница и няня разложили детские кроватки и, предварительно отправив детей на горшок, стали их раздевать и укладывать. И тут, решив, что ей предлагают здесь «навеки поселиться», Арина просто зашлась в истерике. Не помогали ни колыбельные, ни «на ручки», ни «попить», ничего! Из-за воплей другие дети тоже не могли заснуть. А некоторые присоединились к главной солистке. Моя коллега измучилась! Конечно, она держала себя в руках, ни разу не повысила голос, но когда за Ариной пришла мама, она позволила себе дать ей совет. Высказанный, впрочем, в весьма доброжелательной и корректной форме: «Может быть, стоит показать Арину детскому психологу?» «Я и сама об этом думаю, - ответила расстроенная мама, - Арина ведет себя не совсем нормально. Эпизод на этом, казалось бы, завершился, можно поставить точку. Но уже завтра...
А назавтра в пересменку Полина была вызвана к Снежане Антоновне. Ну, вызвали и вызвали. Мало ли что понадобилось?!
Полина появилась минут через двадцать, с серым лицом и трясущимися губами.
   - Снежана заставила меня написать заявление, - сказала она.
   - Какое заявление?
   - Об уходе по собственному желанию!
Поводом послужила эта история с Ариной. Руководство возмутило то, что воспитательница посмела (!) сказать матери о неуравновешенном поведении девочки, о необходимости проконсультироваться с психологом.
   - Не ваше дело говорить родителям о таких вещах! Это заставляет их думать, что в нашем садике с детьми не справляются. Как бы они ни кричали, это должно остаться в стенах дошкольного учреждения – и больше нигде! И вообще родители на вас жалуются. Вы все время загружаете их проблемами – то ребенок плохо есть, то плохо спит, то вялый, то гиперактивный! Я с самого начала предупреждала – картина должна быть самая радужная. Вы не умеете работать с мамами и папами. Пишите заявление.
   Подавленная напором, Полина вяло пискнула о возможности дать ей еще один шанс, но, встретив непреклонный взгляд Снежаны Антоновны, как загипнотизированная, написала требуемую бумагу. Со дня ее приема на работу исполнился ровно месяц. А дальше увольнения уже посыпались, как сход снежных лавин.
   Так в нашей группе осталась одна воспитательница, то есть, я, и мне велели с этого дня приходить на работу каждый день в первую смену. После сна с детишками оставалась только няня Люба. Естественно, такой распорядок нам представили, как временный.
   Когда пришло время получать зарплату за первый проработанный месяц, мне выдали на руки 150 латов с мелочью – официальный заработок няни после уплаты налогов. Я набралась смелости и напомнила хозяйке о нашем устном до-говоре – она, мол, обещала доплачивать разницу. Снежана Антоновна недовольно поморщилась и вынула из своего кошелька 20 латов. – Видите, - сказала она, - отдаю вам из своего кармана, от себя отрываю. На большее не рассчитывайте.

            Наша Даша и другие

      Даша – недобрая девочка. И это еще слабо сказано. Да простит меня Господь, что так говорю о ребенке, но она – злая, жестокая, даже коварная. И этому ничуть не мешает то, что ей только недавно исполнилось два года. Как раз в этом возрасте и закладываются основные черты характера. И если вовремя не подкорректировать, потом может быть поздно. В случае с Дашей, я уверена, родители еще прольют немало горьких слез.
      Маленькая железная леди с внешностью курчавого ангела. Очень худенькая, бледненькая – до прозрачности. Личико словно сделано из тончайшего китайского фарфора. Наивные голубенькие глазки. Такая легкая, воздушная, что, кажется, ветерок подхватит ее и понесет над полями, над лугами. Пока не говорит, общается слогами, типа «та-та-та», произнесенными с разными интонациями. Никогда (!) не плачет. Особенности поведения: исподтишка, воровато оглянется вокруг, и если решит, что никто ее в этот момент не видит, не следит за ней взглядом, схватит какую-нибудь игрушку потяжелее и – р-р-раз - по голове соседу! Или ни с того, ни с сего подойдет и толкнет кого-то изо всей силы. В столовой может специально пихнуть под локоть, чтобы тарелка с горячим супом опрокинулась и залила платьица всех сидящих рядом. Естественно, все, ею несправедливо обиженные, сразу в крик и плач. Кто возразит, что нужно как-то реагировать?! Какое наказание в детском садике? В первый раз отчитаешь, объяснишь, что нужно жить дружно, а потом уже – только в угол. И строго – постой, подумай. Когда поймешь, что виновата – попросишь прощения у Тани (Светы, Ани, Вадима...). Только после этого можно выйти из угла и играть со всеми. Но какая непреклонность, жесткость в характере этой маленькой девочки! Она готова часами стоять в углу с сухими глазами, но просить прощения ни за что не будет!
      Дашу из садика всегда забирает папа (впрочем, и приводит он же), человек мягкий и деликатный, с ученой степенью. Как ни торопится с работы, но почти каждый раз Даша оказывается в числе последних. И словно мстит ему за это. Все происходит по одному и тому же, однажды ею придуманному, сценарию. Запыхавшийся, взмыленный, он робко приоткрывает дверь в группу и зовет дочку. Она, небрежно взглянув на него, тут же отворачивается и
направляется в противоположную сторону.
      ¬ Дашуня, - ласково зовет ее отец, - посмотри, что я тебе принес! Пойдем домой! Но она отходит все дальше и дальше от двери, пока не упрется в стену на другой стороне большой комнаты, и оттуда молча и высокомерно смотрит на него немигающими холодными глазами. Тут уж приходится вмешиваться воспитательнице, брать девочку за руку и вести к папе. Что касается мамы, то она, «дыша духами и туманами», появилась всего один раз в перерыве между какими-то своими командировками-поездками. Судя по тому, как Даша кинулась к ней с распростертыми объятиями, для нее мама олицетворяла собой праздник, в то время как папа означал скучные серые будни.
      Вообще, группа детского сада – это маленькая модель большого мира. Здесь есть лидеры и ведомые, палачи и жертвы, кокетки и простушки, карьеристы и пофигисты... Вот, к примеру, трехлетний Ратмир – типичный лидер. Он уверен в себе, не склонен к послушанию, очень упрям и своеволен. Часто дерется – из-за мячика, машинки, лучшего места за столом... Короче, за свое место под солнцем. К нему так и льнет четырехлетний Андрис, хотя часто получает тумаки от своего младшего друга. Только с Ратмиром он хочет стоять в паре, только с ним гонять мяч, только с ним бегать наперегонки во дворе.
   – Ты же сейчас мне на него жаловался, - говорю я ему, - сказал, что он бьет тебя по лицу. Играй с Иво, зачем ты снова лезешь к Ратмиру? Но Андрис жить без него не может, он уже забыл о своих обидах и опять зовет приятеля – Ратмир, Ратмир!
Рихарду еще нет трех. Он тоже очень непослушен, но не так, как Ратмир. Рихард – вещь в себе. С другими детьми не особо контактирует. Но вот он залез на табуретку и стянул со шкафа огромную, выше своего роста, куклу. Эта кукла такая большая и тяжелая, что мы не даем девчонкам с ней играть. Она – скорее, предмет интерьера. Рихард грубо бросает ее на ковер и садится сверху. Его дальнейшие действия просто неприличны. – Посмотри, посмотри, - шокирована няня Люба, - он же ее насилует!
      В этот, очень неподходящий, момент появляется Снежана Антоновна. – Он уже не в первый раз так делает, - говорю я ей, - мы и объясняли, и куклу отбирали – нет результата. (И – не без ехидства) - Может, подскажете какой-
нибудь методический прием, вы же двадцать лет работаете с детьми.
   - Проще простого, - отвечает заведующая, - слов он еще не понимает, значит, нужно воздействовать на него физическим способом. – Ну, не бить же! – пугаюсь я. – Зачем бить, - пожимает плечами хозяйка, - смотрите! Она решительно цокает на своих «шпильках» через всю группу и, опустившись около Рихарда на одно колено, налегает на него всем телом, одновременно руками прижимая к кукле на полу. Рихарду больно, он кричит. – Тебе так нравится, нравится? – с пристрастием вопрошает Снежана Антоновна. – Вот и кукле не нравится! Не смей так больше делать!
Со следующего дня Рихард начинает валить на ковер девочек. Мы с няней все время начеку, но педагогический прием Снежаны Антоновны повторить не рискуем.

            Маленькие хитрости

      Час дня, время послеобеденного сна. Дети, наконец, угомонились. Кто-то уже мерно посапывает, уткнувшись лицом в подушку, кто-то тихонечко хнычет, стараясь привлечь внимание няни – чтобы посидела рядом, погладила по головке, спела песенку вполголоса... Аня лежит с закрытыми глазами, кажется спит. Сегодня Аня – моя маленькая победа. Ее в первый раз решили оставить до конца дня. Скажу больше – именно я авторитетно посоветовала действовать таким образом сомневающейся в успехе этого предприятия маме.
      - Аня – спокойная разумная девочка. Она доверчива и доброжелательна. Охотно идет на контакт. Почему вы боитесь оставить ее на весь день? Когда-нибудь надо же будет на это решиться! Почему не сегодня?
- Ох, вы не знаете, на что идете! Она только с виду такая вся положительная! Упрямства и своеволия в ней – хоть отбавляй. Как закатит вам концерт часа на полтора, что вы тогда будете делать?
      Я маме не поверила, убедила ее, что все будет в порядке. После обеда Аня, как всегда, спокойно ждала, что за ней сейчас придут и заберут домой. Но когда мы с няней Любой скомандовали всем мыть руки, раздеваться и готовиться ко сну, девочка сообразила, что мирный ход истории нарушен. Последовала такая бурная реакция, что хронические «концерты» нашей маленькой Арины показались «детским садом».
- Я не буду тут спать! – бушевала Аня, - я не хочу! Я хочу домой, к маме! Не буду спать!
      Люба попыталась раздеть девочку, но она, обнаружив немалую для своих трех лет силу, брыкалась и вопила. Личико ее покраснело, глаза опухли. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы усыпить остальных детей в этой, мягко говоря, нервной обстановке. И тогда меня осенило - тут нужен строго индивидуальный подход. Наклонившись к Аниному ушку я тихонько прошептала: «Анюта, хорошая моя! Я тебе - понимаешь, только тебе и больше никому - разрешаю не спать. Все остальные пусть спят, ты только им не мешай. Просто тихонько лежи с закрытыми глазами. Пусть все думают, что ты спишь, а ты не засыпай!» Анна сразу сообразила, что ей предлагают особое, привилегированное, положение и в знак согласия захлопала пушистыми ресницами. Тут же успокоившись, без всякого сопротивления дала себя раздеть, легла в кроватку и закрыла глазки. Через пять минут она уже спала сном ангела.
      В дальнейшем ее уже не приходилось уговаривать. Она с удовольствием укладывалась в постельку и сразу засыпала. Мама настолько впечатлилась тем, с каким мастерством мы укротили строптивую, что в знак благодарности даже принесла нам торт к чаю.

            Увольнения продолжаются

      Одна из воспитательниц русской ясельной группы (моя-то группа гордо называлась – младшая садиковая) не понравилась мне с первого дня знакомства. Крашеная блондинка лет сорока пяти, с хитрым, немного косящим взглядом, она никогда не смотрела в глаза собеседнику. Зато везде активно совала свой нос. Она имела препротивную привычку – ровно в семь утра (если у нее была первая смена) обежать все группы и разузнать, кто из сотрудников еще не на месте. Естественно, об опоздавших она тут же докладывала руководству. Так как мое появление на работе зависело от расписания автобуса, я всегда приходила ровно в 6.45. И уже минут через 5-7 в пустую группу заглядывала Наина.
- Ну что нового, - спрашивала она, зачем-то открывая шкаф для одежды, выдвигая ящики моего письменного стола, - детей еще не привели? – Дай посмотреть, как у тебя заполняется журнал посещаемости! И покажи, где ты записываешь план занятий! Ты сама его ведешь? Ведь надо по-латышски! Мне-то все равно, на каком языке, я одинаково хорошо владею и латышским, и русским... В остальных группах девчонки списывают со старых журналов, они достали в другом садике. А как работает твоя няня? Моя Валентина – такая неповоротливая, ленивая. Она мне – не помощница. Все-то я одна должна делать, везде-то одна успевать!
      - А мне кажется, вам очень повезло с няней. Валентина – доброжелательная, улыбчивая и старательная. Я все время замечаю, как она «крутится». И еще на нее «навесили» мытье лестниц и физкультурного зала!
      - А что делать? Уборщицы-то в штате нет! Вот ее где-то все носит, а мне – никакой помощи. Ну ладно, кажется, уже кого-то привели, я пойду.
В дальнейшем выяснилось, что Наина несколько раз «капала» на свою няню Снежане Антоновне, и та уже собралась объявить Валентине об увольнении. Но тут очень некстати заболела, причем серьезно и надолго, Наинина напарница – воспитательница Светлана.
      - Я не государственное учреждение, не могу оплачивать больничные, - заявила заведующая. И, надавив на Светлану, заставила ее написать заявление. Это ей было сделать нетрудно, так как пресловутое отсутствие специального дошкольного образования делало заболевшую воспитательницу покладистой. А Снежана Антоновна пошла по уже опробованному в нашей группе пути - Наине было велено отныне каждый день выходить в первую смену, а во вторую – оставлять детей на няню – Валентину. Но не все готовы вставать ежедневно в 5.30 в течение длительного времени. Проработав две недели, Наина заявила, что такой режим страшно мешает ее личной жизни, и написала заявление об уходе. Ясельная группа осталась вообще без воспитателей.

            Текучесть кадров

      Эта история сильно взбудоражила родителей. - Где Полина, где Светлана, где, в конце-концов, Наина? – возмущались они, приводя малышей в группы. – Садик работает только второй месяц, а уже нет трех воспитателей! Почему такая утечка кадров?!
      После завтрака меня вызвали к Снежане Антоновне. – Я хочу сделать небольшую рокировку, - озабоченно начала она. – Вы перейдете в ясельную группу, там сейчас буквально некому работать. Я очень прошу выручить нас в этой катастрофической ситуации. А вместо вас будет Роксана из латышской группы. Она – гордость нашего детского сада, настоящий воспитатель, имеющий специальное дошкольное образование. Ее квалификация позволит ей подтянуть русских детишек, которых вы, честно скажу, распустили. А в яслях, конечно, требования не столь высоки, там вам самое место. В латышской группе тоже останется пока один воспитатель. Таким образом все группы будут укомплектованы. Поймите, у нас нет другого выхода!
      Не скажу, что мне понравилось это предложение. Я уже успела привыкнуть к детям, а дети привыкли ко мне. И совсем не улыбалось работать почти в две смены за одну нянечкину зарплату. Роксана тоже осталась очень недовольна такой рокировкой. Во-первых, она не для того целый месяц муштровала своих деток, чтобы начинать в другой группе заново. Во вторых, русские дети, в отличие от латышских, не так быстро поддавались муштровке. «Гордость нашего садика» почувствовала, что с ними, подвижными и своенравными, не так-то легко справиться. Длинную язвительную Роксану они не приняли и не полюбили. А уже на следующий день несколько родителей с утра поднялись в кабинет к заведующей и устроили большой скандал. Они требовали вернуть всех воспитателей на место, так как у некоторых детей на почве всех этих перемен вечером даже поднялась температура, а утром многие закатили истерику, не желая идти в садик, где их встретит чужая тетя.
- Вы же не специалисты, - горячилась Снежана Антоновна, - вы не понимаете, что у воспитателя, которого я перевела в ясельную группу (речь обо мне), не хватает знания методики, квалификации для работы с детьми более старшего возраста. И когда вы обнаружите, что она не сумела дать вашим детям необходимые навыки, то сами же будете недовольны. Но родители кричат, что им не нужны знания методики, они хотят, чтобы к их детям относились неформально и с любовью. И потом, почему в группе вместо положенных трех человек работают только двое? В конце-концов заведующая упросила их подождать до очередного собрания, на том и разошлись.
      После этого «родительского бунта» Снежана Антоновна начала лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации. И нашла. «Если воспитатели со специальным дошкольным образованием в дефиците, то потенциальных нянь – хоть пруд пруди. На группу положено три человека – две воспитательницы и одна няня. Сделаем наоборот – две няни и одна воспитательница, тем более, что департамент образования уже делает попытки внедрять эту новую прозападную модель в дошкольных учреждениях Латвии. Все складывается как нельзя лучше. Воспитатель работает каждый день с семи утра до двух часов дня. А няни – в две смены: одна с восьми до четырех, а другая – с 11-ти до семи вечера. Получается, что в середине дня на месте будут обе няни, что упростит сборы детей на прогулку, саму прогулку, обед и подготовку к дневному сну. К тому же, няням надо меньше платить, значит для моего кармана прямая экономия. Какая счастливая мысль! Только теперь, при новом раскладе, получается, что с воспитательницами у нас перебор! Остается только решить, кого бы из них еще уволить?»

            Ясли

      Сначала мне показалось, что в ясельной группе легче работать: воспитанников в полтора раза меньше, занятия сводятся к свободным играм. Но это только показалось. Буквально за одну неделю ко мне привели столько новичков, что число детей перекрыло их количество в предыдущей группе. Процесс знакомства и адаптации начался заново.
      С Валентиной – няней – мы прекрасно поладили. И я еще раз, уже на собственном опыте, убедилась, как неправа была эта Наина, когда жаловалась на свою нянечку. Горшки, памперсы, мытье попок, сборы на прогулку – все она брала на себя. А главное – она любила детей, и дети отвечали ей взаимностью. Пока мы с ребятишками гуляли во дворе, она успевала и группу убрать, и справиться с дополнительными обязанностями, которые ей вменила заведующая. Ведь в целях экономии Снежана Антоновна так и не взяла в штат уборщицу. Валентина мыла лестничную клетку, зал, столовую, кабинеты руководства – и все это за одну свою заплату. Словом, она оказалась в роли «Фигаро здесь, Фигаро там». Снежана, к тому же, время от времени поручала ей и уборку листьев во дворе, и планировала ей же поручить убирать снег зимой, так как дворника нанимать не намеревалась. Но, как ни безотказна была Валюша, все же смена ее заканчивалась в 17 часов. Между тем, до семи вечера в группе всегда оставалось еще несколько человечков. Пришлось нам составить для себя «особый» график работы. То есть, в два часа, как и положено воспитателю, я уходила домой, а к пяти часам возвращалась обратно, чтобы отпустить нянечку. Конечно, это оказалось возможным только потому, что жила я неподалеку от садика - на расстоянии нескольких автобусных остановок.
      А пока мы с Валентиной отчаянно пытались продержаться вдвоем, в моей бывшей группе назревал скандал. Роксана своими методами воспитания окончательно отвратила от себя ребятишек. Особенно ее раздражало, что в столовой они не сводили с меня глаз, и так и липли ко мне во дворе, во время прогулки. Своей воспитательницей они по-прежнему считали меня, а не ее.
   – Когда ты опять придешь к нам? - умильно заглядывая в глаза интересовалась Бэта.
   – Сыграешь со мной в футбол? – спрашивал шустрый Ратмир, протягивая мяч.
   – Покатай меня на лошадке! – просил «маменькин сынок» Ванечка. Когда его впервые привели в садик, мама озабоченно предупредила, что ни с кем, кроме нее и своего папы он не остается. Даже с бабушкой! «Не знаю, как вы с ним справитесь», - с сомнением в голосе сказала она. Но уже через несколько дней мы с Ваней были лучшие друзья, и теперь он очень страдал от явной неприязни новой воспитательницы и постоянно хныкал, вызывая еще большее раздражение. Обстановка накалялась.
      Роксана проработала в моей бывшей группе от силы неделю. И все это время она втайне искала другое место работы.
      В понедельник утром она по-хозяйски, даже не постучав, распахнула дверь кабинета начальницы и положила ей на стол заявление об уходе с сегодняшнего числа. Она не снизошла до объяснений и препирательств со Снежаной Антоновной, просто повернулась и вышла. Потом спустилась в группу, забрала из шкафа свои сменные туфли, надела пальто, натянула перчатки и заявила няне Любе, что отныне всем придется обходиться без нее. Работу она нашла рядом с домом, в специализированном (то ли логопедическом, то ли для слабослышащих) дошкольном учреждении, где воспитателям полагалась солидная доплата, а каждая группа насчитывала всего по 5-7 детей.
      Естественно, что на очередном собрании хозяйка разразилась гневной, экспрессивно окрашенной, речью в адрес «покинувшей коллектив в самый тяжелый момент» бывшей «гордости нашего садика». Причем, слова «непорядочная» и «неблагодарная» оказались в ее тираде, пожалуй, самыми нейтральными и благопристойными.
      На следующий день Снежана Антоновна блистательно вышла из затруднительного положения. Из латышской ясельной группы, где еще оставались две воспитательницы, одна была срочно перекинута на прикрытие амбразуры. И так же срочно из числа соискательниц были приняты две новые няни – напарница к Любе и вторая няня в ту самую разукомплектованную латышскую группу.
Все складывалось просто отлично, если не считать того, что смена кадров, мелькавших перед глазами детей и их родителей, своей скоростью уже напоминала калейдоскоп.

            Пустые хлопоты

      Утром перед кабинетом заведующей скопилась группа недовольных родителей. Она быстро прирастала и даже начала принимать угрожающие формы. Одной из причин недовольства была работа столовой. Но, пожалуй, еще больше, чем неудовлетворительное питание, родственников возмущала необъяснимая чехарда с воспитателями. Поэтому, когда на лестнице нарисовалась начальница, направляющаяся на свое рабочее место, то заговорили все разом, темпераментно размахивая при этом руками. И что уж вовсе удивительно, руками размахивали даже нордические латышские родители! Однако Снежана Антоновна сумела быстро усмирить бунт, озвучив дату предстоящего родительского собрания. – Там и поговорим, - сладко улыбаясь пояснила она доброжелательным голосом, - я готова ответить на все ваши вопросы, аргументировать все свои действия.Уверена, что вы со мной согласитесь.
      Примерно через час после этого инцидента методист детского сада Амалия Леопольдовна (нынешняя правая рука заведующей, ее «министр образования») начала обходить группы.
      - На пятницу, на 19 часов, назначено собрание, - сказала Амалия, - все воспитатели должны подготовиться к разговору с родителями. – Каждый из них захочет услышать что-то о своем ребенке. Естественно, не должно быть никакого негатива, характеристики только положительные. Расскажите им, чем мы занимаемся в течение дня, как учим детей разным полезным навыкам, чего нам уже удалось добиться за такое непродолжительное время...
      - А где в это время будут дети? Мы же не сможем поговорить в их присутствии?
      - Детей со всего садика соберем в зале, там с ними посидят нянечки, а родители придут в группы к воспитателям. Постарайтесь выглядеть соответственно важности мероприятия, чтобы произвести хорошее впечатление.
Так как почти все воспитатели трудились теперь только в первую смену – до 14 часов, им пришлось вернуться в садик к семи вечера. Многие жили в районах, достаточно удаленных от места работы. Добираться оттуда требовалось не меньше часа. Но все, как говорится, «вымыли шеи», нарядились в свежие белые блузки и строгие черные юбки (белый верх, черный низ) и с заготовками своих речей, с которыми планировали выступать перед родителями, немного волнуясь, прибыли в свои группы. Но застали там только детей с нянечками. Родителей, как оказалось, собирали в зале. Воспитатели, прихватив блокноты и ручки, поспешили в зал, где на низеньких детских стульчиках уже сидели мамы и папы, бабушки и дедушки. Однако у дверей их перехватила Амалия Леопольдовна.
   – Вам не нужно участвовать в собрании, возвращайтесь в свои группы, побудьте с детьми.
   - Но вы же говорили, что мы должны пообщаться с родителями, рассказать им об успехах детей, выслушать их пожелания и просьбы! Предполагалось же, что за детьми в это время присмотрят нянечки!
   - Повторяю, в вашем присутствии нет никакой необходимости. Решено, что все вопросы с родителями мы обсудим сами – Снежана Антоновна, бухгалтер и я. Не толпитесь у входа, расходитесь!
   Воспитатели расходились, как оплеванные.
   В группах, располагавшихся на втором этаже, рядом с залом, персонал отлично слышал, как возмущались родители. Они требовали прекратить бесконечную смену воспитательских кадров, спрашивали, почему в детском питании отсутствуют творог, сметана, молоко, и кто съедает фрукты, означенные в ежедневном меню, если дети их и в глаза не видят? Особо настырные интересовались наличием, а, точнее, отсутствием медсестры, положенной по штатному расписанию и грозились пожаловаться в департамент образования.
   Но Снежана Антоновна быстро перевела разговор в совершенно другое русло. Она вытащила какие-то квитанции и заявила, что почти треть родителей еще не оплатила стоимость питания за последний месяц. - С чего же роскошествовать? – негодовала она, тыча гелиевыми ноготками в бухгалтерские ведомости.
   Тема собрания моментально перетекла в финансовую плоскость. А когда речь заходит о деньгах, то конца спорам не видно. В зале уже никто друг друга не слышал, хотя все кричали и что-то доказывали своим оппонентам. О детях забыли. Еще час такого склочного обсуждения - и без того уставшие после работы люди, с вымотанными нервами, голодные, опустошенные бесполезной перепалкой, мечтали только об одном – поскорее закруглиться и уйти домой.
Двухчасовое собрание закончилось ничем.

            Мой черед

В соответствии с указаниями начальства, время послеобеденного сна наших малышей используется в исключительно полезных и рациональных целях. Мы не распиваем кофе и чай, не молотим зря языком. Мы вырезаем, склеиваем, лепим и рисуем. В крайнем случае, пишем. Точнее, пишут воспитатели, так как няни в это время занимаются общественно полезным трудом: моют посуду на кухне, подметают лестничные пролеты, протирают влажной тряпкой пол в зале...
Для упражнений в письме, а, заодно, и в фантазии, у воспитателей большое поле деятельности. Нам велено заполнять три журнала. Первый – для учета посещаемости. Это понятно и необходимо. Второй – для методиста, а также любой комиссии, которая захочет проверить, чем тут, в садике, занимаются. В этом, главном, журнале, есть масса всяких граф для ежедневного заполнения: тема занятия, цель занятия, «орудия труда», используемая литература, воспитательный момент, назидательная польза, дополнительный эффект и масса всего подобного. Дидактические игры: тема игры, цель игры, предметы, используемые в игре, и далее по тексту. Кроме того, есть графа – индивидуальные занятия. Для того, чтобы дать представление о том, что вообще вписывают в этот журнал, приведу для примера графу «Индивидуальные занятия».
12 октября: учили Ратмира держать ложку. 13 октября: тренировались с Дашей завязывать шнурки. 14 октября: Андрису и Бэте показывали, как застегивать пуговицы. 15 октября: прививали Иво привычку мыть руки перед едой. И так – сто страниц подобного маразма. Как будто и без протокола мы изо дня в день и из минуты в минуту не учили бы детей всему тому же самому и еще тысяче других вещей! Да, чуть не забыла, каждый день следовало отмечать, как мы с детьми поливали комнатные растения. Все записи, естественно, высосаны из пальца. И все списывают их друг у друга, из прошлогодних журналов, выпрошенных в других садиках, и из методической литературы. А в русских группах – дополнительный стресс, так как вести журнал нужно исключительно на государственном языке.
      Есть еще тетрадь для личного пользования, куда следует вписывать сценарий занятия, план занятия и все остальное выше-перечисленное. Фактически она дублирует основной журнал, но методист Амалия Леопольдовна почему-то особенно настаивает на ведении еще и этой тетради. Но на этот раз я уже успела заполнить основной фолиант и личный дневник дома, за выходые, поэтому сейчас занимаюсь оформлением еще одного, недавно внедренного, журнала для регистрации педикулеза, а, попросту говоря, вшей. И так как вшей у нас в садике до сих пор, слава Богу, не было, нужно каждый день, в каждой графе, напротив каждой фамилии ставить букву «н». Я старательно орудую карандашом и линейкой, когда в группу, пытаясь не особенно стучать каблуками, чтобы не разбудить детей, заходит Снежана Антоновна. Она – сама любезность.
      - Хочу вас обрадовать, - медоточиво говорит она, - нам удалось найти прекрасного воспитателя со специальным дошкольным образованием. Вам с Валентиной больше не придется работать вдвоем, я понимаю, как это тяжело. Теперь ваша группа будет полностью укомплектована. Тамара – молодая (ей 35 лет) и энергичная. У нее большой опыт работы в садиках (в отличие от меня – отмечаю я про себя). Она приступит с завтрашнего дня.
      - Значит у нас будет теперь два воспитателя? – наивно спрашиваю я.
      - Нет, мы же уже решили, что в каждой группе по три человека – две няни и воспитательница.
      - Но ведь у нас уже есть воспитательница!
      - Вас я перевожу на должность няни. Будете с Валентиной работать посменно: первая смена с восьми утра до четырех, а вторая – с одиннадцати до семи, нормальный восьмичасовой рабочий день, но без обеденного перерыва.
      - Не вижу ничего зазорного в том, чтобы работать няней, но ведь мы с вами договаривались совсем о другом!
      - Тогда у меня не было выбора, - нимало не смущаясь парирует Снежана Антоновна, - а теперь я перекроила штатное расписание, и несколько воспитателей оказались лишними. Впрочем, если вас не устраивает мое предложение, я вас не удерживаю. У меня вон большая очередь из желающих устроиться нянями.
      Честно говоря, возразить было нечего. Официально я числилась няней, и заведующая прекрасно понимала, что у меня нет права предъявлять претензии. К тому же еще не закончился трехмесячный испытательный срок, в течение которого она вообще могла без объяснения причин избавиться от любого сотрудника.
      В тот же день я написала заявление.

            Послесловие

      Месяца через четыре (кажется, перед самой Пасхой), возвращаясь домой из ближайшего магазина, я услышала настойчивый автомобильный гудок со стороны проезжей части. Обернулась. У перекрестка перед светофором стоял старенький «Фордик». Из его открытого окна мне оживленно кивала и что-то весело кричала, сложив ладони рупором, музыкальный руководитель Анта, та самая, которую все коллеги считали виртуозом своего дела.
      - Я уже тоже, слава Богу, там больше не работаю, – с трудом разобрала я сквозь шум и грохот улицы, - хорошо, что не все садики такие!
И она радостно перекрестилась.
   Тут светофор переключился на зеленый. Анта, взмахнув на прощание рукой, нажала на газ, и машина плавно тронулась с места.