Я хочу что-то сказать,
но смысла в моих словах мало,
так тяжело удержать
целой крышу душевного храма.
Рана рисует узоры красным
на светлом полотне кожи.
Для души оказался заразным
острых слов ржавый ножик.
Не поможет уже никто,
люди боятся кровавых узоров,
все зависит от тебя одного,
насколько поборол свой норов.
Позоров безразличным не уникнуть,
откроются старые язвы,
и начнет зараза к ним липнуть,
восполятся умов маразмы.
Грязным песком укроется купол,
солнце для них как через скотч.
Толпы безумных, чертовых кукол
своими телами заполнили ночь.
Прочь убегая от таких, как они,
в поисках тех, кому ты дорог,
натыкаешься на пули одни,
слышишь, как горит порох.
Шорох неизвестности пугает,
темнота скрывает язвы и раны,
никто их ночью не узнает,
будет уже поздно утром ранним.
Из-под крана водой не смыть
раны, полученые ночью,
так хочется жить,
когда тело расбитое в клочья.
Прочие помыли лишь руки,
смыли с них узоры чужие,
слышат внутри себя стуки,
в свой храм удары тупые.
Слепые, наутро им плохо,
каждый памятью скован.
Осыпаются стен крохи,
их храм уже разворован.
* * *
Небо блескает грозою,
лопается на фрагменты,
чьей, интересно, рукою
соберутся былые моменты.
С кем-то не хочем прощаться,
держим прозрачную руку,
нам тогда за счастье,
самые страшные муки.
Стуки добрались до цели,
тучи затянули раны,
куклы сдыхают в постели,
пора им уже, людям рано.