I
Мне стало всё давно «по барабану».
Не греют кровь ни секс, ни алкоголь.
Вот только вспоминаю тётю Анну –
ценительницу Баха в «си-бемоль».
Она была моей соседкой снизу
(ковры, рояль, двуспальная кровать).
И, предаваясь странному капризу,
любила чаще сверху отжигать!
Предпочитала курево с ментолом,
абсента сорок грамм за мой приход.
Наутро – кофе свежего помола,
а после… заключительный аккорд.
Я был не против, вплоть до выпускного.
Потом – Москва, общага, общепит.
Сокурсница Марина из Ростова –
соседка снизу. Мне на них фартит!
Она во время первого свиданья
(решив, с чего-то, покрутить штурвал)
спросила строго, с долей состраданья:
«Ты до меня девчонок целовал?»
Я не хотел ей врать. Оно мне надо?
И потому, божась под «вот те крест»,
припомнил Ангелинку из детсада,
плюс пару летних лагерных «невест».
С Мариной мы встречались раз пятнадцать.
Я раскрывал её по мере сил –
вдруг «научился» классно целоваться,
а кое-чем так просто поразил.
Затем была Любовь из деканата;
её подруги – Софа и Нинель;
две лаборантки – Лена и Рената.
С последней мы «дружили» шесть недель.
Она любила секс-эксперименты.
И даже удивила пару раз.
Но не смогла понять того момента,
что не готов я «к берегу баркас».
Мы расставались тягостно и грубо.
Она, назло мне, клеила Петра –
качка-нарцисса из соседней группы –
кретина с мощным бицепсом бедра.
Но тот не оправдал её задумок.
А я-то знал давно «большой секрет»,
что этот самый Петя-недоумок
был голубком ещё со школьных лет.
Катилась жизнь размеренно, по плану.
И, если вдруг сжимала сердце грусть,
я вспоминал рояль и тётю Анну…
Вот так и перешёл на третий курс.
II
Физтех! Моя родная Alma Mater!
Здесь правит свой неповторимый дух;
здесь вьют из бывших школьников канаты;
здесь даже ботан – дурень и лопух!
И, если пережил два первых курса,
считай, уже поймал судьбу за хвост!
Грузили нас по самый «не балуйся».
Но мне доехать как-то удалось.
Я грыз гранит не хуже многих прочих.
Не спал, не ел, не принимал на грудь.
Хотя, бывало, выдавались ночи,
когда и без Лагранжа не уснуть.
Здесь можно спорить, можно соглашаться,
что «третьекуру» ближе и родней –
зубрить до дури Лейбница с Лапласом,
иль мизерить в компании друзей?
И я не выбирал, само собою –
косячил так, что «мама не горюй»!
Любил играть то в душку, то в плэй-боя,
то в мальчика-пажа «под сенью струй»*.
Последний был особенно удачлив –
наивен, чист, как полковой корнет,
и часто «девки спорили на даче…» –
кому сегодня выпадет билет.
Но вскоре всё, конечно, надоело
(примерно, как Онегину Дидло).
И кадровичка Первого отдела –
та, что любила сладкое вино.
И Шура, медсестра из профилака,
хозяйка процедурной номер пять,
что всякий раз шутила: «Ну, гуляка,
забыл, как дверь на швабру запирать?»
И скромница Полина из читалки,
что выдавала «Science» под студбилет,
любительница Бродского и Кафки
в потёртой паре выпускных штиблет.
Они мне стали как-то безразличны.
В стране – застой, а я искал прогресс.
Как раз, в душе моей эгоистичной
проснулся нездоровый интерес.
К тому, что раньше сам клеймил, порою,
когда смотрел буржуйское кино.
Но я дружил неплохо с головою,
чтоб осознать – важней всего бабло!
А что ж любовь? Ушла? Отвечу прямо –
без слёз, без завываний, без прикрас:
«Я поменял «Торпедо» на «Динамо».
И даже там свалил в глухой запас!»
____________________________________
* из комедии Гоголя «Ревизор».
III
Откуковала птичка в местной роще.
Дала мне столько, сколько не живут!
Я шёл вперёд (вперёд мне было проще),
освобождаясь от цепей и пут.
Мой первый бизнес был до боли мелок
(но, для советских лет вполне неплох).
Нет, я не разводил хорьков и белок
и не травил… ни грызунов, ни блох.
Не торговал «Столичной» тёмной ночью,
не выступал с оркестром у гробов
и в преф краплёный (среди многих прочих)
не обувал подвыпивших лохов.
Не тёр джинсу тамбовского пошива
на кухне… силикатным кирпичом
и рок-кассет, записанных паршиво,
не продавал, подвесив под плащом.
Не фарцевал ни пивом, ни салями,
ни шнапсом, ни армянским коньяком.
Не заправлял на рынке шампурами…
с бараньим и куриным балыком.
Не разбавлял Black Label «красным лейблом»
за стойками валютных кабаков…
И не снабжал румынским чиппендейлом*
райкомовских партийных дураков.
Я на дому работал интеллектом,
решая для заочников страны
задачи про крутящие моменты
и в частных производных дифуры*.
Рассчитывал устойчивость конструкций
и мощность электрических цепей.
За три – без импедансов* и индукций,
за пять – с учётом квантовых полей.
А за полтинник, если постараться,
мог начирикать парочку статей
про матрицы нейтринных осцилляций
рассеянных космических лучей.
На хлеб и масло мне вполне хватало,
но стала зрелищ требовать душа –
протяжной нотой странного вокала
болотной выпи в дебрях камыша.
В тот год случилось много разных глюков.
Я наконец-то получил диплом.
И завязал с учёбой и наукой,
с футболом, преферансом и бухлом.
А заодно – и с ведомством Эрота,
куда нечасто всё же забегал.
«И вот я встал и вышел за ворота…»**
В мир спекулянтов, жуликов, кидал!
_______________________________________________________
* чиппендейл – известный английский мебельный стиль, названный
так в честь великого мебельного мастера Томаса Чиппендейла.
* дифуры – дифференциальные уравнения.
* импеданс – комплексное сопротивление.
** из Н.Рубцова.
IV
В одном, довольно шумном, ресторане,
где собиралась вечером братва,
тогда блистала стриптизёрша Таня –
богиня трёхметрового шеста.
Танцовщицей она была смешною –
но рост и формы… не в пример другим!
И зал вставал, когда вниз головою,
она на флейте выдувала гимн.
Ходили слухи, что она студентка
и ГИТИСа, и ВГИКа заодно –
из первого набора П. Фоменко.
А кто-то утверждал – звезда кино.
К ней многие пытались клеить ласты.
И многим перепало, говорят.
Кому свезло – потом неделю хвастал…
про восемь или девять раз подряд.
Она была дворовой Клеопатрой,
кабацкой Нефертити – нимфой грёз.
Что до кино, то это к психиатру.
Про восемь раз – железно! Не вопрос!
Я там бывал по делу и без дела.
На то имелась парочка причин:
одна – здесь подвизался кореш – Гена,
другая – пять кондёров от Daikin*.
Их взял, с моей уверенной подачи,
хозяин заведения Армен.
И, слава богу, я не напортачил…
С тех пор имел входной абонемент.
Я к Тане был почтительно нейтрален –
на кой мне сдался лишний «геморрой»?
Мне без того хватало тёплых спален
и жарких поцелуев под луной.
Но, я ей приглянулся – это точно
(девицы часто жаждут свежих чуйств).
То ль видом необычно-непорочным,
то ль знанием истории искусств.
Когда она в ночи на воскресенье
присела отдохнуть ко мне за стол,
мы обсуждали с кем крутил Есенин,
с кем Маяковский счастья не нашёл.
Я отбивался целых три декады,
под взглядами конкретных пацанов,
лепя ей из Белинского цитаты –
что Баратынский круче, чем Кольцов.
И все же, не сдержавшись, лопухнулся –
что, собственно, бывало и досель…
Потом – шумел камыш и ясень гнулся,
а на рябине пела свиристель.
__________________________________________________
*Daikin – известный японский производитель кондиционеров.
V
Метелили меня довольно жёстко
в заплёванном подъезде у лифтов
четыре полупьяных отморозка –
из местных, из коломенских качков.
Я понимал, за что мне эта лажа –
в конце концов – не лох и не дебил!
Есть поговорка: «Не живи, где пашешь…»,
а я, дурак, конкретно начудил.
Закончилось до глупого забавно –
их распугала, выйдя в неглиже,
собачница-соседка – баба Клава,
та, что жила на первом этаже.
Она же позвонила в неотложку,
а заодно и вызвала ментов.
Мне было плохо… очень… «не немножко»,
мне было, блин, совсем не до понтов.
Я десять дней валялся в Первой Градской…
Но с третьего нисколько не скучал,
тому как помогал мне поправляться
приветливый девичий персонал.
На пятый… в процедурной… на пороге
я вдруг впервые встретил Божество –
интерна отделенья патологий…
израненного сердца, мать его!
Она была студенткой Пироговки,
а, может быть, кончала Первый мед –
о том мне позже гнал, без остановки,
сосед по койке – Нурик-карапет.
Он, типа, сам давно её приметил
и подкатил в прошедший выходной…
Немало идиотов на планете,
Но этот был особенно тупой!
Она его, естественно, отбрила
и номер телефона не дала.
«Другое дэло – смэншица Лудмила,
но нэ такой красывый, как она!»
Я сам готовил планы на ночное.
Раз пять сверялся с графиком дежурств.
И даже мандражировал, не скрою.
Впервые! От избытка нежных чувств.
Но вышло все до боли неудачно.
Я не учёл один известный факт…
Июнь – пора экзаменов… и значит:
"Гуд бай, больница, здравствуй, деканат!"
А вскоре, залечив былые раны,
я сам покинул сей "унылый брег",
оставив в ординаторской тюльпаны
и краткую записку:"I`ll be back!"
VI
«Не ту страну назвали Гондурасом!», –
говаривал один мой старый друг.
Вот удивил! И кто бы сомневался,
когда такой бардак царил вокруг.
Сначала Павлов замутил с обменом*,
лишив народ иллюзий и лавэ**.
В апреле раза в три подняли цены,
а в августе приполз ГКЧП!
Подкрался, гад, почти что незаметно
и, заточив Горбатого в Крыму,
под музыку бессмертного балета
пытался изнасиловать страну!
И завершилось славное безделье,
в котором я томился с тех времён,
как заглянул в больницу в воскресенье,
когда дежурным был медбрат Семён.
Он мне по дружбе – за полтинник новых*
и прочие приятные дары
добыл листок домашних телефонов
из кабинета старшей медсестры.
Там были номера на всякий случай –
врачей, сестёр, соседей и друзей…
Там после фразы – «те, кого мы учим»
нашёл я тот, что относился к Ней.
Я позвонил, представился: «Коллега!»,
мгновенно догадавшись – не Она!
И выведал у бабки, ради смеха,
про то, как внучка сессию сдала.
Узнал, что на профкомовских «галерах»
она – вожатой в «Сказках Октября» –
лабает на гитаре пионерам
про мачты, паруса и якоря.
Мне б бросить всё… сыграть с судьбой в орлянку…
Глядишь, и я б сгодился в физруки.
Но по Тверской уже катились танки…
И строем шли таманские полки.
Я этот август мерил не в декадах –
скорей – в мечтах, в печалях и вине…
Но тройку дней провёл на баррикадах,
естественно, на нашей стороне.
Потом в потоке праздничных реляций,
хлебнув чуток, чуть было не утоп.
Я смутно ощущал, что не удастся
на хлеб намазать сахарный сироп!
Так было не впервой, а раз за разом…
Борьба за власть, точнее, за хрусты**.
Не ту страну назвали Гондурасом!
Но я не знал ещё «другой страны.»***
_____________________________________________________
* Павловский обмен – обмен крупных купюр – 50, 100 руб. зимой 1991г. в СССР.
** лавэ = хрусты = бабки = бабло.
*** урезанная строка из песни «Широка страна моя родная», И. Дунаевский, В. Лебедев-Кумач.
VII
«Каким я был, таким я и остался»*,
возможно, не степным… и не орлом,
но явно не зачуханным паяцем
и точно не напыщенным козлом!
Не чудиком, живущим по фэншую,
не лидером манежных площадей,
не молодцем с мозгами обалдуя
и не профессором прокисших щей.
Нельзя сказать, что я был идеален
и чист душой, как вербный херувим.
Скорей, весьма упёрт, слегка нахален,
и потому обласкан и любим.
Любовь – такая хитрая наука –
одни в ней – ни бум-бум, и ни бельмес!
Зубрят, зубрят… с рожденья до каюка,
а манна всё не валится с небес.
Другие, без напрягов и усилий,
сдают экстерном сто предметов год.
И в цветниках… средь маргарит и лилий,
клепают… то экзамен, то зачёт.
Я относился, вроде бы, к последним.
Но до поры! И вдруг – сердечный шок!
А вот теперь в башке сплошные бредни
про этот экзотический цветок.
В тот самый день… у двери… в коридоре
я ей «пропел» всего-то пару нот.
Не помню – о ветрянке или кори,
но выглядел, как полный идиот.
Она тогда не въехала, отчасти,
что здесь пасётся будущий герой
её безумно-нереальной страсти
и девичьих страданий под луной.
Я ж был тогда, увы, не в лучшей форме.
Причины две, но обе – будь здоров!
Одна – большой фингал на мониторе,
вторая – пара выбитых зубов.
Теперь прошло уже почти три срока,
как я чуток себя подрихтовал.
Во взгляд опять вернулась поволока…
и заблестел пленительный оскал.
Мой план был проще шкурки от банана!
Не зря ж я в детстве прочитал взапой
роман Каверина про Саню-капитана…
Там бабка привела его домой.
Я был, конечно, далеко не мальчик.
Да и старушкам нынче недосуг…
Но, знать, «погиб наш юный барабанщик»,
коль провернуть решил подобный трюк.
________________________________________________
* чуть искажённая строка песни из к/ф «Кубанские казаки», И.Дунаевский, М.Исаковский.
VIII
Я не читал чувствительных романов,
да и стишков сопливых не читал,
но, исходя из долгосрочных планов,
освоил и сонет, и мадригал.
И даже пару авангардных виршей –
о нашей, о житейской кутерьме.
Того гляди, Она сама их пишет…
на лекциях, играя в буриме.
Легко узнал в киоске Мосгорсправки
доселе незнакомый адресок!
И даже послонялся для затравки,
под старыми деревьями часок.
Мне, слава богу, здесь не надавали –
такой, довольно правильный район.
И вот я приступил! У бабы Вали
был утром ежедневный моцион.
Я разыграл гамбит в изящном стиле,
пожертвовав несчастным колесом,
на новеньком своём автомобиле,
заранее проткнув его гвоздём.
Потом менял… испачкался, как хрюшка,
и, без балды, имел плачевный вид,
чем убедил опрятную старушку,
что мыло мне совсем не повредит.
Она, в порыве добрых начинаний,
пройти тихонько мимо не смогла,
и, предложив мне кров… и умывальник,
сама пустила в огород козла.
Я был ей откровенно благодарен –
смешно бы было это повторять.
А так – софиты жгут, актёр в ударе,
и опытный суфлёр открыл тетрадь.
Сказать по правде, я немного мохал* –
боясь увидеть местную родню…
Мне как-то не хотелось – скоморохом…
И клоуном… я тоже не люблю!
В квартире было тихо и безлюдно.
Мяукал кот, приветствуя своих.
В зелёной рамке на шкафу посудном
я разглядеть успел любимый лик.
Решив не напрягать «мою бабулю»,
я в ванной был всего-то пять минут…
и, попрощавшись, удалился пулей,
сказав, что букли ей весьма идут.
Я ехал и довольно улыбался.
Со мной права, мандат на драндулет.
А вот бумажник… «где-то потерялся».
И в нём визитки, деньги… и сонет.
_____________________________________
* мохать – бояться.
IX
Я был уверен – позвонит не бабка!
На крайний случай мама, а скорей…
скорей, Она… Но всё же, для порядка,
готовил монолог для трёх ролей.
Всё вышло так, как не бывает лучше!
Наутро – телефон. Я, как во сне…
(готовый этот голос вечно слушать)
узнал, что «отыскалось» портмоне.
И был зело «премного благодарен»,
но без елея – твёрдо, по-мужски,
спросив, где мог бы с ней потарабарить,
чтоб лично замолить свои грехи.
Она лепила что-то про больницу,
потом про медицинский институт.
А я сказал, что вечером «Марица»*,
и контрамарки… аж ладони жгут.
Похоже, бабка ей чуток напела –
про тачку, про манеры и прикид,
про то, как я хорош лицом и телом,
а интеллектом – просто Парменид**.
Она решила не кривляться… сильно.
И в полседьмого у билетных касс
я каялся, шутя… Давали «Сильву»*.
(Но, Шмыга отжигала – высший класс!)
Уже потом, спустя четыре встречи,
Она призналась про смешной момент –
мол, чуть не распрощалась с даром речи,
узнав, что я тот самый пациент.
Но подозренья как-то не возникли,
а коль возникли, то и хрен бы с тем.
Ей даже в кайф такие фигли-мигли –
короче, в этом не было проблем.
Да, я и сам не рвался сознаваться,
заметив философски: «Тесен мир!»
Я ж по натуре был чуток паяцем,
хоть и носил изысканный мундир.
Короче, как бы ни было вначале,
моя любовь крепчала день за днём.
И это, несомненно, означало –
настало время делать ход конём.
В последний год, трудясь, как папа Карло,
я увеличил куш в пятнадцать крат,
что в шекелях – не много и не мало,
а в тугриках – отличный результат!
Теперь осталось почивать на лаврах –
хороший дом, машина и жена.
Но засвербило где-то в нижних чакрах –
прекрасным, вечным, русским – «на хрена?»
____________________________________________________
* оперетты И.Кальмана
** Парменид – древнегреческий философ, основатель Элейской школы.
X
Бесследно растворился, канув в Лету,
моих печальных мыслей тяжкий бред –
как мог я полюбить сию джульетту,
коль на любовь имел иммунитет?
Я слишком крепко жизнью заморочен,
чтоб быть таким, как все… Я не такой!
И вот бурдюк к верблюду приторочен,
и три баула с мехом и пенькой.
Я покидаю край – родной и нищий,
где столько лет провёл в могучем сне…
Где мой фрегат цеплял за отмель днищем,
мечтая о грохочущей волне.
Где караван мой годы ждал приказа –
пуститься в трудный и опасный путь…
Где я, не изменив себе ни разу,
не мог себя хоть в чём-то упрекнуть.
Где «мне всегда чего-то» было мало –
то денег, то признанья, то стрельбы,
но, где в пылу побед не доставало –
ни трепета, ни боли, ни волшбы.
А вот теперь, попав в тугие сети,
я трепыхался, как последний псих.
Немало идиотов на планете!
Мне не хотелось быть одним из них.
Я сам решил, что будет неприлично
ей не сказать про мой внезапный бзик.
Она себя вела вполне отлично…
от тех, к которым я давно привык.
Мне так хотелось огрести по морде –
по морде… я, обычно, был готов.
Иль получить заяву об отводе –
отныне, присно, до конца веков.
Она всё оценила… очень странно!
Сказала: «Хорошо, я буду ждать!»
А может, ей давно «по барабану»?
А ведь могла б чуток и порыдать?
Ну почему так часто происходит?
(Победа – лишь обманка и фети`ш!)
Мечтаешь и мечтаешь о свободе,
а вырвавшись, невольно загрустишь.
Но я не изменил своё решенье,
а только чуть нежней её обнял,
сказав, что позвоню… на день рожденья…
и вышел, чтоб не смазывать финал!
Затих вдали… растаял, словно призрак,
привычный шум московской суеты.
Мой самолёт летел на Сан-Франциско.
И мне казалось – это верх мечты!
XI
Я отрывался здесь почти полгода.
Но всё прилично, чинно… для души!
Разумно запивая виски содой
за кровные зелёные шиши.
Жевал попкорн и бургеры в Макдональдс;
гонял по автобанам в Голливуд;
ходил по кабакам и по притонам…
Тем только, что традиции блюдут.
Учил язык и местные привычки.
Считал себя неуловимым Джо!
Разок, однако, побывал на «киче»*
за пьяное вождение авто.
Там повстречал такого ж бедолагу,
из наших, из столичных пацанов…
В Москве он банковал, потом дал маху.
И, чтоб не сесть, покинул отчий кров.
Он всех здесь знал, и был весьма подкован
в вопросах забугорного житья.
Он мне помог (без шуток, стопудово!)
найти, точней, не потерять себя.
Я на его убожеском примере
увидел (чтобы больше не хотеть),
как много тут дерьма и прочей хери.
Что «янкам» зашибись, то русским смерть!
Однако, он был всё-таки полезен –
хотя бы тем, что знал куда пойти.
Когда я загрустил и жаждал песен,
он взял меня в «Богини во плоти».
Хозяин клуба – Гиви из Майкопа,
по случаю знакомства, «за бесплат»,
мне подарил текилы пару стопок
и лучший экзотический «приват».
Экзотика была – грудастой девой.
И местные тащились, как один,
когда она, кружась… в костюме Евы…
играла на трубе советский гимн.
Ходили слухи, что сия «сабрина»*,
известная под кличкой «Quickie Fuck»,
прошла однажды кастинг Тарантино –
статисток… для «Озлобленных собак»**.
Ужель она «та самая Татьяна»,
что как-то… в прошлой жизни, под луной,
нарушила негаданно-нежданно
мой, до того незыблемый покой.
Ответ был прост и до смешного ясен!
Я оплатил ей в клубе выходной…
Потом шумел камыш и гнулся ясень,
а на секвойе трелил козодой.
__________________________________________________
* кича – тюрьма, жарг.
* Сабрина – известная итальянская певица с крутыми формами.
** речь идёт о фильме К. Тарантино 1991г. «Бешенные псы».
XII
Всему когда-то наступает «финиш» –
вопрос лишь только в том – когда и как.
Всю ночь, как тот столя`р – строгаешь, пилишь...
а поутру – конкретный депресняк.
И суть не в том, что нагрузился... очень;
не в том, что сил не рассчитал вечор;
не в том, что был в желаньях укорочен,
иль выступил, как плохонький танцор.
Мне раньше как-то не было заботы.
Я жил, как жил... тем паче, спал с кем спал.
Но, вот в мозгу возникли... отчего-то...
всего два слова: чемодан – вокзал!
Я понял, что пора валить до хаты.
Здесь спето всё, что сочинил вагант.
Его, точней меня достали Штаты,
«где так свободно дышит»* эмигрант.
Я возвращался тихо и неброско –
без камер, без софитов и строчил**.
Никто не провожал мой рейс «nach Moscow»,
да и встречать никто не прикатил!
Я даже сам был удивлён, немало,
своим решеньем – взять и прилететь.
Мне, вроде, по легенде, предстояло
в читалке бизнес-колледжа потеть.
По крайней мере, месяц или больше –
не помню точно – врал, как заводной,
когда последний раз звонил Ей... ночью,
недели две назад на выходной.
Я всё-таки звонил Ей... хоть и редко,
но чаще, чем когда-то обещал.
Такая, блин, чудная оперетка,
ещё смешнее – мыльный сериал!
И вот, согласно классике сюжета,
Мальбрук внезапно прискакал домой...
В начищенных до блеска эполетах,
но, главное – здоровый и живой!
Меня встречала «будущая тёща»
И баба Валя в стрижке под Матьё.
Конечно, если б били – было б проще,
чем слушать их укоры и нытьё.
Но я, включив на максимум улыбку,
держа себя с достоинством кремня,
покаявшись в допущенных ошибках,
спросил о Ней, дыханье затая.
И вдруг узнал, что на научной ниве,
в составе группы молодых врачей,
Она – на стажировке в Тель-Авиве,
с сегодняшним, уже двенадцать дней!
________________________________________________________
* немного изменённая строка из песни «Широка страна моя…»
** строчила – журналист, борзописец.
XIII
Ужель «любовь приходит и уходит»
важней чем «кушать хочется всегда»?
Я так устал от несмешных пародий
на собственные славные года!
Мне больше не хотелось отрываться.
И так по жизни вышел перебор!
Я ж не пацан, лабающий на танцах
известные мотивы в ля-минор.
Пора, давно пора остепениться,
устроить быт и завести кота.
Сажать капусту, как седой патриций
в порывах вдохновенного труда.
А ныне – взять и полететь в Израиль –
я был всегда недолог на подъём!
И люки сердца для других задраить,
оставив только тот, что для Неё.
Я даже собирался брать билеты.
Но для начала сделал важный шаг,
решив послушать «тёщины» советы
и попросить согласия на брак!
Под вечер, нацепив свой лучший смокинг,
с букетом и улыбкой на губе,
я ей пересказал смешные строки:
«Всё решено... я предаюсь судьбе»*!
В ответ она внезапно разрыдалась
и, причитая «Боже, сохрани!»,
покаялась, что набрехала малость –
где дочка проводила эти дни.
Всё оказалось сильно не по плану,
но я её простил... какой базар!
Лишь «ветер холодил былую рану»,
когда летел в ночи` мой «Боливар».
Я гнал (и был, как никогда, взволнован)
на юго-запад, в мой родной район.
Здесь, в институте Вовы Кулакова**,
лежат лишь те, кому настал резон.
Фига себе! Я был, конечно, в шоке!
Прощайте и свобода, и покой.
Теперь мне точно будет одиноко.
Ну, в смысле – под рябиной и сосной.
Меня к Ней до рассвета не пускали.
А поутру дежурная сестра
вдруг принесла халаты и сандали,
сказав: «Ну, наконец-то родила!»
И вот, присев безмолвно у кровати,
я вновь, как прежде, встретил Божество!
(Мой сын дремал и улыбался, кстати.)
И тихо улыбалась... мать его!
_________________________________________________
* урезанные строки из «Евгения Онегина».
** «Научный центр акушерства и гинекологии» (ныне им. В.И.Кулакова)
октябрь – декабрь 2015 г.