МАЧО. побаски дедки Мишушки
актрисе,поэту ИНЕССЕ ИЛЬИНОЙ ФЁДОРОВОЙ
И парень был в общем не робкий…
(песня)
Это у нас, видать, наследно: тятенька уж как до женского полу был охоч, всё выбирал, остановиться не мог, только помочя для исподников ,«оставленные» на спине вожжами отца, (деда моего ,значит) сподвигнули его на женитьбу. Отсюда и у меня такая привередливая строгость к бабьему племени. Видать, Бог парует, иначе не объяснить, что жонушка Настёна была сродни моим фантазиям. А может фантазии мои хорошо, сдобренные нафталином, ничто иное, как пережитки; поди уж больше тридцати лет без вылазу в деревне, ну да в самый раз «перестройка» началась. Это надо такое удумать - «перестройка», у тяти была книжка, выпущенная ещё до той революции- « Сад и огород, в ней опрыскиватель для изведения вредителей и название ему было «Климакс», с греческого это- перестройка. Ну вот, начался этот климакс, я деревней, что тебе бункером от всяких напастиев да новшеств был защищён. А тут надобность подоспела- сменить ногу протезную, старая совсем истрепалась. Подался в Ленинград, по мне он был им, так им и остаётся. Приняли меня, скажу вам, разрядно, да только в самой культурной столице сраму натерпелся, за всю жизнь столько не претерпевал. Оно, ясно дело, не святой, всяко бывало: в бане за девками по молодому интересу подглядывали, кипятком ни единожды окатывали, однако, терпимо. А тут прилюдно идёт клуха -моих годков, обтянутая материей: все впуклости и выпуклости без очков читаются, а иные в трусах парусиновых расхаживают, срам безысходный. Стою, трамвайчик подземный жду( в метро стало быть), рядом погодки мои жужжат, юбчонками чуток прикрыты стыдные места. Не стерпел, думаю подзабыли, напоминаю тихонько, что места те самые моют , а не проветривают. Ох, что тут началось, если бы не подкатил трамвайчик, побили… Вошли, «молодки мои» будто куры на насест уселись, я у дверей соляным столбом застыл, предо мной девица, сроду такой красоты не видывал. Костюм по ней ловко скроен, шитыми на нём буквочками М.Ч.С . Стою, дых в груди спёрло, глаз с неё не свесть. Дёрнулся трамвайчик, и она нечаянно мне на деревянную ногу ступила, засмущалась, извинения стала вымаливать.
-Что ты, боговая, это я должен слова благодарные тебе высказать.
-За что же?- спрашивает она.
-А вот за что. Конечно, характер у меня мухоморный, поделать с собой ничего не могу , глядючи на этих матрон, хоть ржавой пулей стреляй в себя от срамоты такой. Вам молодым, сама молодость лицензию выдала, а этих, кто в зад шпыняет? Девками не нафорсились? И захотелось мне взять грабли, сгресть их в кучу, как сухую картофельную ботву и поджечь. Да только увидал вас, думка прошибла, что кинетесь непременно спасать этих дурёх кургузых и ,не приведи господь, нанесёте урон непоправимый красоте такой. Враз трезвая мысль мной овладела:неужто пагубу на такую красоту натравлю? Порешил, ни за что не посмею. Уберегли вы меня, моя вам благодарность. Заулыбалась моя спутница, ещё краше стала. Да только ей выходить, уже в дверях обернулась, ручкой машет мне. Народ смотрит то на меня, то на неё и никак в толк не может взять, что это за «мача»- два пролёта только проехал, а таку кралю зачалил…
Не утерпел и я, заглянул в словарь…, оно и правда, климакс с греческого - «перестройка».