(По роману Э.М. Ремарка «На западном фронте без перемен», гл.4)
Три выстрела грохнули рядом, и луч
прорезал туман полосой огневою.
От холода ёжась, отходим от круч
военной муштры… ощущенье такое,
что в тощее тело вселилась с утра
звериная чуткость: от свиста снарядов
в крови растворился не ужас, не страх -
а древний инстинкт неприятия ада.
Как будто сам воздух пронизан огнём -
здесь фронт наши вены наполнил биеньем.
Мы были бесправной толпой - мужичьём,
на поприще смерти - мы божье творенье,
несущее крест… «Вам дадут прикурить!» -
как отблеск чужого штыка, потрясает
суровою правдою - поздно шутить:
отныне как выжить решаем мы сами…
В нас смерчем зловещим врывается фронт.
От центра ещё далеко мы, но всё же
он тащит нас вглубь, - не спасётся никто,
отдавшись движенью безвольно… Всей кожей
мы чувствуем землю - источник живой,
спасительный тыл для любого солдата.
Сжимаем в объятиях её: сбережёт
она от осколков и пуль супостата.
Земля для солдата - защитник и мать,
которой он страхи свои доверяет,
прикроет на миг, чтоб мог дальше бежать -
секундами мерить дорогу до Рая
с наивной молитвой «Прошу, не меня!».
В предсмертной тоске, под огнём, в одиночку
хранит и спасает простая земля -
ложбинки и ямы, ухабы да кочки…
Ползём среди взрывов в ристалище брызг
каменьев и глин, как святые на плаху,
чтоб чудом не стать там разорванной вдрызг
солдатской обугленной плотью и прахом…
Нас фронт возвращает на тысячу лет
в глубины звериных инстинктов дремучих,
не слухом, не зрением ищем мы след
дороги, единственно верной и лучшей…
Повозки с припасами, спины коней,
наездников каски, штыки и колонны
смешались в кошмарную массу, а в ней -
движение хаоса… выстрелы… стоны…
Две армии вместе сцепились, закат
окрасился кровью… сигналят ракеты,
огонь извергают орудия - ад,
в котором ни смысла, ни доблести нету.