одинокое тело
в пустоте, в бескрайней пустоте, ни единого тела на миллионы световых лет, подумать только, ты один, осуществленная невозможность, воплощенный парадокс, может ли бескрайняя пустота содержать одно-единственное тело, вроде бы, нет, но ты доказываешь обратное, ты здесь, в невесомости, ничто тебя не притягивает, не удерживает, ты свободен, но сдвинуть тебя непросто, инерция остается, ты погрузнел и телом, и воображением, погрузневшее тело покоится вместе с отяжелевшим воображением, и кажется, что косность воображения превосходит косность тела во много раз.
никаких перемен
нераспустившийся бутон, нераскрывшийся лист, мир за миллисекунду до своего рождения, но это дает надежду на изменение, на то, что тело стронется с места, как будто во вселенной, где всего одно тело, есть определенное место, никаких координат, никакого места, можно ли различить, движешься ты или покоишься, да, движение ощутимо, его можно уловить, услышать, что же говорит тебе твое ощущение, прислушайся, все еще ничего.
на север
он летит буревестником, альбатросом, сказочным гиппогрифом, летит над бескрайним морем, все еще бескрайним, ни одного клочка суши, ни одного островка, непонятно, откуда он взлетел, неясно, сумеет ли он где-нибудь опуститься, не придется ли ему выдумывать остров, континент, снежные горы, будто в Арктике, вот куда он держит путь, на север, уже появились ориентиры, жаль, что это не тропический остров, песок и пальмы, но будь доволен и севером, ведь поначалу казалось, что не будет и этого, никакого направления, никакого полета, казалось, что не произойдет ничего.
приготовления
предстоит зимовка, полярная зима, может быть, долгая ночь, и никаких звезд, готов ли ты к этому, не пожалеешь ли о своем желании, не выдумаешь ли себе спутника, полярная ночь сурова, долгая холодная ночь, и не с кем поговорить, каково это, представь, приготовься заранее, и если решишь, что собеседник тебе не нужен, будь готов к тому, что ночь станет еще длиннее, еще холоднее, но все равно это лучше, чем ничего, что-то прочное под ногами, может быть, тебе повезет, и ты увидишь Aurora Borealis, Северное сияние.
довольствуйся наименьшим
когда часть снежной горы опрокидывается или сползает в воду, это происходит бесшумно, тишина, вот к чему ты должен привыкнуть, здесь мир тишины, научись обходиться наименьшим, нет звуков, зато появилось место, достаточно и того, что ты можешь сесть, прилечь, это удача, рассчитывать на большее – значит проявлять дерзость, но ты не таков, скромнее твоих глаз только твоя улыбка.
вулкан
нет, это не снежные поля, как в Арктике, это заснеженный континент, обледеневшая земля, ты на Южном полюсе, и где-то вдалеке спит вулкан, его соседство – то, что тебе нужно, кто-то спящий, с кем можно поговорить, не опасаясь, что он заговорит в ответ, так ты думаешь, но, возможно, вулкан думает по-другому.
чье желание?
но откуда это все возникло, океан, суша, ледяные горы, как я здесь оказался, почему я куда-то стремился, разве не был я у самого себя, тело покоилось, воображение покоилось, почему я пожелал чего-то другого, как будто мне чего-то не доставало, самого движения, а когда оно появилось, мне захотелось остановиться, захотелось увидеть сушу, и она явилась, и вот я тут, среди снегов, рядом с вулканом, который того и гляди проснется, но гляди – не гляди, а заранее этого не увидишь, не услышишь, вулкан как обещание перемен, мне и тут нужны перемены, какой-то я непоседливый, если бы можно было вернуться в тот покой, от которого я так легко отказался, неизвестно, правда, было ли то желание моим желанием, или это было что-то чуждое, принимаемое за свое.
время перемен
сон – удобное время для перемен, пока спишь, все может перемениться, и не нужно спрашивать, почему, засыпаешь здесь, а просыпаешься там, это с ним и случилось, он проснулся утром, да, появился свет, взошло солнце, льды и снега растаяли, вокруг зеленеют деревья, цветут цветы, весна или раннее лето, и море плещется у берегов, он слышит шум прибоя, может быть, он слышит и человеческие голоса, а там, вдали, он видит дымящийся конус вулкана.
трезвый холостяк
появились звуки, слышится шум машин, здесь есть улицы, да тут целый городок, у подножья вулкана, не рядом, но и не вдалеке, неизвестно, на какой широте лежит этот город, и этот остров, или часть материка, ему представляется остров, у него не хватило бы силы вызвать из небытия материк, небольшой остров и небольшой город, рядом с большим вулканом, чем занимаются жители городка, наверное, они рыбаки, некоторые, может быть, земледельцы, фермеры, есть и ремесленники, парикмахеры, юристы, военные, полицейские, все как везде, а что делает он, чем он занят, какая у него профессия, на что он живет, чем владеет, сколько ему лет, как он выглядит, но солнце уже зашло, день пролетел, промелькнул, поздний вечер, редкие огни, он укладывается спать, похоже, он живет один, он холост, у него нет подружки, но он держится молодцом, в его доме нет алкоголя, ни одной бутылки, ни единого грамма, трезвый, и, кажется, ничем не расстроенный, он погружается в сон.
мечта исполнилась
и тут ему вспомнились другие места, где он побывал, у него была история, у этой истории, той, что сейчас совершается, была предыстория, и в этой предыстории он повидал много различных мест, он их видел, обонял, осязал, чуть ли не ощущал на вкус, больничные коридоры, посетители, врачи и сестры в халатах, лекционные аудитории, амфитеатры с кафедрой и доской внизу, музыкальные классы, большие комнаты с двойными дверями и роялем, где можно было оставаться до позднего вечера, а если договоришься со сторожем, то и позже, мастерские с мольбертом, рамами, холстами, керамикой, скульптурой, забавным поделками, все это складывается в художественный беспорядок, леса и рощи, где можно остаться наедине с той, которую любишь, и залы кинотеатров, и концертные залы, и спортивные залы, и комнаты в различных государственных учреждениях, салоны автомашин и самолетов, железнодорожные купе, залы кафе, ресторанов, танцполы, какие-то комнатенки, гостиничные номера и так далее, и в большинстве из этих мест он мечтал о том, чтобы оказаться вдалеке, на каком-нибудь острове, зеленом и безлюдном, безлюднее, чем этот, придумать трудно, и более безлиственный, и более холодный, мечты сбываются, но никогда полностью, и то, что отличает сбывшееся от грезившегося, делает его подчас неузнаваемым, даже в голову не приходит, будто это оно и есть.
курортный остров
рыбаков здесь немного, зато полно отдыхающих, некоторые развлекаются ловлей рыбы, есть и другие развлечения, и все это в виду вулкана, на который тоже поднимаются из любопытства, чтобы заглянуть в кратер и посмотреть сверху на море, а потом спуститься и посмотреть на вулкан снизу и на море – почти вровень с ним, так что от воды остается только блестящая золотая полоса, или серебряная, различить цвета в этом блеске трудно, неважно, плывешь ли ты или сидишь на берегу.
швартовка
островитяне не могут полностью обеспечить себя и туристов товарами, они нуждаются в товарах извне, и эти товары доставляют им грузовые суда, нередко издалека, преодолевая большие расстояния, сжигая сотни тонн топлива, заранее уведомляя таможенную службу о пересечении границы, если судно идет под иностранным флагом, а для этого острова все суда – иностранные, потому что на этом острове размещается крохотное государство, островная мини-держава, у которой нет своих судов, к острову нельзя подойти, не пересекая границы, и если с горы посмотреть в сторону гавани, то можно увидеть, как одно из таких иностранных судов, сухогруз, осторожно пришвартовывается у причала.
два беглеца
он тайно проник на корабль и спрятался в каком-то уголке, а когда объявился, кругом уже расстилался океан, границу еще не пересекли, но корабль, само собой, не стал разворачиваться, чтобы вернуть беглеца, его не бросили за борт и не сдали портовой полиции на острове, это нужно как-то объяснить, и объяснение находится: беженец научил капитана карточным фокусам или, может быть, какой-то хитроумной игре, например, го, а может быть, посвятил его в тайны каббалы или феноменологии, словом, капитан считал себя обязанным этому нелегалу и устроил все так, что парень без помех сошел на берег и покинул территорию порта, в то время как другой, желавший покинуть остров, тайком пробрался, но нет, это произошло не в то же время, а позже, перед самым отплытием он спрятался на корабле и потом объявился, его высадили на материке, далеко от острова, сдав полиции, потому что за время плавания он ничему не мог научить капитана и лишь вызывал у того раздражение, капитан скучал по компаньону, и досада его усиливалась от того, что разница между беглецами была очевидной, более того, разительной.
собрание ветвящихся повествований
собрание ветвящихся повествований – это что-то вроде сада расходящихся тропок: каждый новый персонаж не исчезает, а образует новую ветвь, новую линию, которая прослеживается наравне с другими, А встречает В, каждый из них встречает еще кого-то, С и D, потом В встречает Е, а С встречает F, при этом D встречает, или на него натыкается, G, своего рода цепная реакция. поначалу путь каждого персонажа описывается подробно, несколькими абзацами, но постепенно, с увеличением числа персонажей, описание делается все более лаконичным, пока наконец каждому не посвящается одна строка, и эти строки чередуются, так что каждый из персонажей появляется в рассказе все реже и реже, вроде «близнецов» в натуральном ряду, и они как бы теряются в толпе. начиная с какого-то уровня, какой-то страницы, встреча читателя с тем или иным персонажем становится практически невозможной, точнее, неопределенной, недостоверной, – тут уж много зависит от продолжительности жизни читателя и скорости его чтения, – читателю остается неизвестным, как далеко тянется линия того или иного персонажа, не обрывается ли она где-нибудь, при этом принципиально важно, что он не может заглянуть в конец или пропустить сотню-другую страниц, он вообще не знает, есть ли конец у этого текста, а текст, разумеется, электронный, устроен так, что попасть на следующую страницу можно, только открыв предыдущую. но все это не имеет отношения к острову и вулкану, а также к прибывшему на остров сухогрузу и сошедшему на берег нелегалу, как и другому беженцу, эмигранту, удаляющемуся от острова со скоростью двадцати узлов, то есть примерно тридцати семи километров в час, приличная скорость, которая, однако, по мнению беглеца, могла быть и больше.
тупик посреди океана
а теперь покончим с этим, все это неправильно, тупик посреди океана, пусть проснется вулкан, пусть изольется лава, пусть огонь пожирает все. это был цветущий остров, но под почвой таился лед, а еще глубже прятался огонь. и вот он вырвался наружу. это конец, ни острова, ни океана, ты свободен.
отыщи свою боль
прежде всего отыщи свою боль. все, что не имеет отношения к боли, не питается ею, не имеется значения, не имеет смысла. тебе дается свобода только для того, чтобы ты отыскал свою боль. она прячется, словно огонь подо льдом. сначала добраться до льда, а потом и огня. попытайся.
верный след
хочешь найти боль, ищи женщину, верный след, он приведет тебя к боли, запах женщины, воспоминание о женщине приведет тебя к боли, те пути, что ведут к женщине, ведут и к боли, видишь, как все упрощается, нужно только взять след и держаться его, да и это не обязательно, долгое преследование не обязательно, ты можешь настигнуть добычу одним прыжком.
по фальшивым документам
теперь, когда ты нащупал болевую точку, можно вернуться обратно, на сожженный остров, восстановить его, устроить каникулы, так скоро, но куда спешить, никто не погоняет, и, между прочим, никто не требует, чтобы ты обращался к себе на ты, странная манера пользоваться вторым лицом, говоря о себе, ведь тот, кто прибыл на корабле, кто нелегально проник на остров, это, конечно, я, первое лицо, отсюда и до конца, от чего я бежал, от задолженности, первое, что приходит на ум, я задолжал, и много, никаких возможностей расплатиться, остается только бежать, у меня поддельные документы, мне изготовили их тут же, на острове, здесь немало таких, как я.
новая жизнь
он укрылся на острове, надеясь, что здесь его не найдут. само собой, те, кто его ищут, будут искать там, где он мог бы укрыться, где у него есть друзья, знакомые, родственники. но здесь нет ни тех, ни этих, ни других, ни каких угодно, исключая совершенно ему не знакомых. вот почему он здесь, он начнет на этом острове новую жизнь, под чужим именем, по фальшивым документам. на самом деле этого он всегда и хотел, втайне от себя, бросить все и начать заново, стать кем-то другим, из недовольства тем, кем он был, это недовольство сопровождало его всю жизнь, он с ним родился, и его тайным желанием было родиться заново. можно предположить, что задолжал он, хотя и не умышленно, но повинуясь тайному стремлению, самому себе, и долг неизвестным заимодавцам был лишь предлогом, чтобы вернуть другой долг, по крайней мере, сделать попытку. посмотрим, удалась ему это или не удалась.
на приеме
проще всего было устроиться на работу в отеле. он знал несколько языков, был хорош, или пригож собой. я редко употребляю такие слова, но это слово мне нравится. пригоже ли слово «пригожий»? на вид, может и нет, ни одной звонкой, а это сказывается и на облике. слово «шипящий» само шипящее, поэтому «нешипящий» порождает что-то вроде парадокса Греллинга: обозначая одно, представляет совсем другое. итак, он назвал себя Куртом Греллингом, взяв имя реального человека. он посчитал это безопасным: кто на острове и в радиусе трех тысяч километров мог встречать того реального человека или знать его имя? никто. в любом случае, он может при необходимости сослаться на совпадение. итак; Курт Греллинг, двадцати восьми лет от роду. тоже хороший оборот. от роду, то есть от рождения. итак; в красивой форменной одежде служащего отеля Курт Греллинг дежурит на ресепшн. чужеродное слово. но если пользоваться только своими словами, пригожими словами, далеко не уйдешь, а я затеял долгое путешествие. пусть по кругу, неважно. итак, Курт Греллинг, пригожий молодой человек двадцати восьми лет от роду, облаченный в форменные брюки, рубашку, жилет, сидит или стоит за стойкой на приеме в пятизвездочном отеле «У вулкана». Название больше подходит для бара, но отель действительно назывался так. Греллингу повезло – звезд именно пять, не три, не четыре. вот они, звезды его удачи, а скоро, возможно, появятся и другие.
пережить заново
достаточно ли я отдохнул, чтобы вспомнить о боли, прикоснуться к тому что болит, если его коснуться, и чего я избегаю касаться, делая вид, что теперь это меня не касается, что все это в прошлом, выцвело, побледнело. бывает такой возраст в жизни мужчины, когда женщина значит для него очень много, может быть, все. нет, не все. если бы все, не случилось бы того, что случилось. вот откуда оно идет: женщина значила многое, но не все. лучше бы она значила все или ничего. боль претерпеваешь на пути к цельности. хотя в каком-то смысле то, что я обрел, это не цельность, а прочность, устойчивость. не полнота, которая включает в себя и это, и то, и многое другое. так я потерял полноту, обретя устойчивость. но я ничего не сказал о боли. нужно пережить ее заново. иначе не о чем будет говорить. или не найдется слов, чтобы рассказать.
мир распахнулся
в молодости я встретил женщину. я обожал ее, думал о ней постоянно. от нее исходило тепло и сияние. она была окутана аурой. каждый миллиметр ее кожи был священным. глаза ее были священными, и колени, и локти, и щиколотки, и подошвы ног. священным был ее голос, и слова, которые она произносила этим голосом, неважно, говорили мы вживую или по телефону. и сообщения, которые она присылала, были священными, и даты на них были священными, и буквы, и сигнал уведомления. она освящала и всю мою жизнь. эта жизнь приобрела вдруг значение, стала осмысленной, радостной. я почувствовал прилив небывалых сил, – так точнее, чем «небывалый прилив сил», потому что я задумался о том, о чем раньше не думал, и увидел то, чего раньше не видел. мир распахнулся, и мне стало доступно все.
против воли отца
но почему тот, кто сбежал с острова, покинул его тайком? он тоже кому-то задолжал? но от кредиторов можно скрываться, не таясь от полиции, во всяком случае, поначалу. он мог бы купить билет на пассажирское судно. а вместо этого он прячется на грузовом корабле. и где там можно спрятаться? все это выглядит неправдоподобно. однако так оно и было. этот молодой человек был сыном начальника таможни. отец хотел женить его на дочери шефа полиции. к этому проекту одобрительно относились и дочь, и ее отец. в будущем молодого человека ожидала успешная карьера в таможенном или полицейском управлении. но он мечтал о другом. он хотел стать фотографом и снимать дикую природу. теперь ясно, почему он покинул остров скрытно: он опасался, что отец ему помешает. и у него были основания для таких опасений. все важные дела лучше делать тайком от родных.
перемена занятия
дежурство на приеме – скучная работа, даже в пятизвездочном отеле. поэтому через какое-то время Курт устроился гидом в туристическое бюро. один из маршрутов вел на вершину вулкана, к самому его жерлу. часть пути можно было проделать на автомобиле, но потом нужно было подниматься по тропе. случалось, некоторые выбивались из сил. их оставляли в лесу и забирали с собой на обратном пути. бывало и так, что уставшему туристу надоедало ждать, и он пробовал спускаться самостоятельно. некоторые при этом ухитрялись сбиться с дороги. их потом разыскивали с помощью собак и вертолета.
ловушка
если бы женщина, которую я любил, обожал, была для меня всем, как бывает всем божество для верующего, если бы я любил фанатично, цельно, тогда, наверное, мы были бы до сих пор вместе, при условии, конечно, что такая любовь не надоедает, не приедается той, которую любят, верно ли это, неизвестно, зачем рассуждать, она хотела такой любви, хотела владеть любящим, чтобы поставить его между собой и миром, она хотела спрятаться за него, отгородиться им от житейских забот и, возможно, от страха, или, умереннее, экзистенциального беспокойства, которое, надо думать, свойственно женщинам в той же степени, что и мужчинам, если и меньше, то не намного. чего ждет Венера от посетителей музея? того же, чего от музейных смотрителей, охранников, искусствоведов, – чтобы они оберегали ее и занимались только ею. почему же я не стал образцовым смотрителем, охранником, нет, почему я раньше не угадал эти желания своей богини, тогда я не стал бы перешагивать через ограждение, чтобы коснуться ее, нет; я посмотрел бы на нее издалека и перешел к другим экспонатам.
бунт против времени
он хотел стать фотографом, тот, другой, покинувший остров. мир представлялся ему сокровищницей, кладовой образов. он хотел снимать все – и дикую природу, и урбанистические пейзажи. он хотел все увидеть и все запечатлеть. желание все увидеть было оптимистичным, мир соблазнял его своей роскошью, а в желании все запечатлеть выражался его пессимизм – он хотел сохранить эти образы, вырвать их из под власти времени. мир походил на художественную галерею: чтобы выставить новые экспонаты, нужно убирать старые. их просто уничтожают. а он хотел соорудить что-то вроде запасника чтобы собирать там картины, обреченные на уничтожение. он хотел быть фотографом-документалистом, сохраняя лучшее из того, что создавал мир.
новое гражданство
пустынное море, где нет образов, только краски, его стоит запечатлеть. грузовой причал – краны, контейнеры, пакгаузы, его стоит запечатлеть. камера предварительного заключения – кровать, умывальник, табурет, столик, решетка – заслуживает того, чтобы и т. д. смотреть и запечатлевать – вот чего он хотел. но для этого ему нужна была свобода. сейчас он за решеткой. в ожидании чего? может быть, он попросил убежища? на материке принимают всех беженцев с острова? именно. между островитянами и жителями материка идет непримиримая дипломатическая и экономическая война. и тот, кому удалось сбежать с острова, становится гражданином материка.
забыть и вспомнить
прошло так много времени, я не помню, о чем говорилось раньше, хотя говорил это я, но не все сказанное запоминается, я что-то говорил о женщине, о боли, связанной с этой женщиной, или женщиной вообще, не помню, и еще что-то о путешествии, о широком мире, раскинувшимся перед тем, кто, вот где загвоздка, камень преткновения, о который я споткнулся, чтобы вспомнить сказанное, или вспомнив сказанное, что случилось с тем, кто покинул остров в поисках приключений, в поисках себя, в поисках красот дикой природы и урбанистической красоты мегаполисов, так вот, его приняли на материке радушно, как человека, которому удалось бежать с острова, а это удавалось немногим, в тот же день, как он сошел на берег, он сделался гражданином материка со всеми прилагающимися к этому статусу обязанностями и правами.
возвращенный долг
я назвал его Куртом, хотя мог бы никак не называть, это не обязательно, он сам так назвал себя, выдавал себя за немца, люди разных национальностей жили на острове и говорили на разных языках, но им как-то удавалось понимать друг друга, не жалел ли он о потерянных возможностях, о веселой жизни на материке, нисколько, работа была простой, и у него оставался досуг для изучения древних языков, он увлекся древними языками, стал известным специалистом в области мертвых языков, его знали по всему миру, он участвовал в онлайн-конференциях, на материке печатались его труды, сам он никуда не выезжал и никого к себе не приглашал, когда ему исполнилось тридцать пять, он женился на первой красавице острова, дочери лавочника, ее отец торговал «сокровищами моря» – раковинами, чучелами рыб, сувенирами и рыболовными снастями, о кредиторах он не вспоминал, и те давно про него забыли, последние годы он провел в кресле-каталке, не жалуясь на судьбу, он чувствовал, что жизнь его состоялась, и все потому, что он решился на смелый поступок – выплатил долг самому себе.
сбиться с пути
каково это – сбиться с пути, заблудиться в лесу на склоне вулкана, кажется, если спускаться все время вниз, то непременно выйдешь на дорогу, но нет, спуск по прямой невозможен, а, выбирая обходные пути, запутываешься, ходишь кругами, и никакого просвета, чтобы увидеть море, берег, город. где-то вдалеке слышится лай собак, где-то над головой – шум вертолета, тебя ищут, но не найдут. обычная туристическая поездка вдруг оборачивается смертельным приключением. пора подводить итоги, оценивать свою жизнь. что ты сделал со своей жизнью, на что ты ее потратил. время подведения итогов всегда наступает внезапно, даже в старости, до которой ты не дожил. лай собак стихает, вертолет удаляется. тишина.
последствия познания
она хотела подчинить мою жизнь своей, сделать из нее что-то вроде внешнего бастиона, крепостной стены, за которой она могла бы наслаждаться комфортом и безопасностью, и я решил, что все женщины таковы, может быть, это было поспешное заключение, но жизнь коротка, и если откладывать решения, вообще ничего не успеешь. так во мне поселилась боль, будто я подобрал яблоко с древа познания и надкусил его. ясно, что познание в той легенде – это познание женщины, ничто не причиняет такой боли, как познание женщины, все остальные – обычные ссадины и ушибы, по сравнению с этой травмой. подходящее слово, звучит травматично, самим звучанием передает то, что подразумевает, но нет, это просто ассоциация звука и смысла. хорошо бы порассуждать, чтобы забыть о боли, здесь борются два желания: рассказать о боли и забыть о ней, можно забыть, не рассказывая, не знаю, для чего я затеял все это, наверное, чтобы испытать себя.
я хотел преодолеть боль
я хотел преодолеть боль, поставить себя выше нее, возвыситься, обрести силу, сила через боль, это надежнее, чем сила через радость, сила, превосходящая всякую другую силу, потому что нет силы большей, чем та которой обладает боль, и если ты ее победил, ты стал абсолютным чемпионом во всех категориях, вот ради чего я все это затеял, чтобы победить боль, но до конца еще далеко.
расставаясь с прошлым
вулкан так и не проснулся, остров благоденствует, а я не сумел рассказать о своей боли. да и зачем? с прошлым нужно уметь расстаться. зачем возить его с собой в папках, файлах, воспоминаниях, снах? можно быть таможенником, капитаном корабля, полицейским, фотографом, лингвистом. кем не следует быть – так это архивариусом своей жизни. поэтому я говорю «прощай» той, кого когда-то обожал. тоже самое я говорю и юности, и всем юношеским мечтам. они, бывает, доживают до зрелого возраста – мечты о взаимной любви и успешном деле. я отказываюсь от первых. отказываюсь и от вторых. что остается? смутные видения, бесцельные грезы. мечты ни о чем.
что, если повременить
я поспешил разделаться с Куртом Греллингом, устроил ему счастливую жизнь и такой же счастливый конец, признаюсь, я хотел и все повествование привести к концу, оно меня утомило, как восхождение на высокую гору, к жерлу вулкана, чувствую, до жерла мне так и не добраться, в горле у меня будто пробка, что-то курится, но где извержение? огонь? жар? пепел? не хватает давления, кажется: еще немного – и взрыв, гром, столб дыма, каменный дождь, потоки лавы, но ничего не происходит, боль прячется в глубине, она не стремится наружу, не пытается как-то излить себя, поэтому я решил отступить, но передумал, кто знает, боль может зреть, как зреет виноград, апельсин, нужно лишь подождать, и вот, пока она зреет, я расскажу заново о первом, а потом продолжу рассказывать о втором.
отказ от альтернатив
итак, один их них, первый, зовется теперь Куртом Греллингом, а как зовется другой, его тоже нужно поименовать, дать ему имя, в этой истории у каждого будет имя, кроме рассказчика, он останется безымянным, такова его воля, хотя, кто знает, может, позднее он и назовет себя, воля переменчива, все в этом мире меняется, и тот, кто собирался стать путешественником и фотографом, выбирает другое занятие, он становится дилером подержанных машин, за него выбрала судьба, у каждого человека есть альтернативная история, и есть люди, которые предпочитают не жить реальной жизнью, а блуждать мысленно в альтернативах, для них и реальная жизнь – всего лишь альтернатива, и не самая интересная, не скажу, что это относится ко мне, по крайней мере, сейчас не скажу, а там видно будет, возможно, главная, самая сильная боль в том и состоит, что ради блуждания в альтернативах приходится обеднять реальную жизнь, и тот, второй, правильно сделал, что отказался от путешествий, пусть другие покупают машины и живут на дорогах, всякое передвижение – это бегство, а тот, кто не бежит от судьбы, возносится над повседневными треволнениями, высится над ними, будто Гераклов столп.
взглянуть по-другому
может быть, и моя любовь была лишь поиском убежища, и не такова ли всякая любовь, и если так, то я рассказываю не о несчастном случае, а о сражении и победе, моя воля к свершению одержала победу над страхом и ленью, это героическое сказание, герой оставляет возлюбленную и отправляется на поиски приключений, сколько подвигов ему предстоит совершить? по крайней мере, один, и вот это самое повествование – не есть ли это подвиг? или попытка? вряд ли подвиг удается с первого раза, но когда-нибудь он удастся, в это нужно верить, иначе не стоило отказываться от уюта, любви, карьеры и заранее оплаченного места на кладбище.
обрыв
все началось раньше, в детстве, отрочестве, а здесь только завершилось, порвалась последняя нить, вот она боль, чувствуешь по тому, как изменился масштаб, все, что говорилось раньше, кажется мелким по сравнению с этим, невозможность подлинного общения, называю это простыми понятными словами, может быть, слишком простыми, слишком понятными, но при таком масштабе это неважно, может быть, этот масштаб и предполагает такие слова, есть общение подлинное и неподлинное, и я никогда не знал первого, и тем не менее стремился к нему, есть интуитивное знание о таком общении, у каждого ребенка, вот куда меня завело, в детство, сейчас я заговорю о родителях, простые естественные слова, родители, одноклассники, друзья, подруги – ни с кем я не мог говорить открыто, и когда появилась она, мне почудилось, что с ней такое общение возможно, я обманулся, и в отчаянии отказался от всякой надежды, полный обрыв коммуникации, как сказал бы философ, теперь я понимаю, что он говорил обо мне, раньше я читал его труд, не соотнося с собою, это доказывает, что я действительно нашел свою боль, и могу теперь немного передохнуть, как мало у меня сил, никаких задатков марафонца, даже бегуна на средние дистанции, стометровка – все, на что я способен, выложиться за десять секунд, а потом отдыхать, думая о том, первом, кто занимается чем-то на острове, и о другом, втором, кто занимается чем-то на материке.
отшельник на острове
Курт Греллинг сбежал на остров, потому что хотел жить отшельником. ему казалось, что настоящим отшельником можно стать только на острове, где географическая отделенность совпадала бы с отделенностью психологической. никаких долгов, он никому не должен, и ему они ничего не должны, все остальные. то, что пугало философа, писавшего о коммуникации, представлялось ему чем-то радостным и уютным, одновременно уютным и безграничным. в этом отшельничестве была безопасность, устойчивость, определенность. ничего не ждать от людей, замкнуться в себе, жить в своем мире, который ты можешь создать умом и воображением, и еще чувством, потому что в отшельничестве чувства утончаются и крепнут, чувствуешь тоньше и сильнее, мыслишь отчетливее, фантазируешь плодотворнее, все остальные становятся для тебя «докукой», которую нужно, по возможности, избегать. незачем придумывать ему занятие: чем бы он ни занимался, он теперь ни от чего не зависит, он сам по себе.
имя для второго
того, кто покинул остров, чтобы путешествовать на материке, я назову Чезаре и дам ему двойную фамилию: Бурали-Форти. итальянец по происхождению, он решил вернуться на родину. его родители покинули Италию, спасаясь от преследования мафии. они укрылись на острове, взяв себе фамилию Карри, но Чезаре решил вернуться в Италию, на землю своих предков и его собственную землю, потому что он родился в Италии. он хотел разыскать главаря мафии или его преемника и уладить дело, чтобы его семья могла тоже вернуться на полуостров, хотя, по правде, они того вовсе и не желали. от материка, куда доставил Чезаре сухогруз, до Италии было очень далеко, многие тысячи километров по суше, воздуху и воде. но Чезаре не унывал, он был исполнен решимости и отваги. как видно, открытие настоящей боли сделало меня не просто разговорчивым, а болтливым.
отменяя законы
и тогда уподобляешься небесному телу, ухитрившемуся отменить для себя закон притяжения, – блуждает свободно по мировому пространству, ничто, никто его не притягивает, само выбирает себе пути, одинокое среди множества других тел, общающихся, взаимодействующих, полагающих, что у них есть цель, хотя это всего лишь заданная траектория. иногда ощущаешь свою свободу как бремя, пытаешься восстановить оборванные связи, но ненадолго, и подлинного восстановления не происходит, только видимость. я говорю это о себе, все это случилось со мной, вот почему я могу одновременно находиться на острове и материке. физика пространства-времени для меня недействительна. я давно освободился от законов общительности. если я и общаюсь, то только с самим собой. и случилось так, потому что я был последователен, никаких компромиссов, у меня хватило духу согласиться на одиночество, и вот теперь я здесь, на острове и на материке, меня зовут Курт Греллинг и в то же время – Чезаре Бурали-Форти, для удобства можно обойтись именами, Курт и Чезаре, одно из преимуществ моего образа жизни – возможность выбирать себе любое имя, какое заблагорассудится.
ему свойственна основательность
Чезаре поступил в университет, точнее, университет прикладных наук. он хотел получить степень бакалавра по фотографии. он хотел стать профессиональным фотографом, хотел, чтобы его профессионализм подтверждался документально. диплом бакалавра облегчал устройство на работу. Чезаре, следовательно, был склонен к усердному труду, прилежанию в обучении, в нем не было ничего от авантюриста, и характер у него был, скорее, шведский, немецкий, чем итальянский. многие его свойства подошли бы Курту, а у того, в свою очередь, было много свойств, которые подошли бы Чезаре.
единственная цель
чем бы ты ни занимался, ты занимаешься этим для себя, расширяешь свой внутренний мир. совершенствуешь свои умения, обогащаешься, развиваешься, и тебе нет дела до других, ты им ничего не должен, и они ничего не должны тебе, если они чем-то помогают тебе в твоем развитии, хорошо. ты им благодарен, но остаешься вдалеке, на дистанции, и то, что ты делаешь, ты делаешь для себя, как бы перед лицом мира, пустого, без людей, нечеловеческое лицо, оно притягивает тебя больше всех человеческих лиц, ты и сам себя не чувствуешь человеком, блуждающая комета, за пределами всех полей тяготения, законы этого мира не для тебя, ты рассматриваешь его, но сам не принадлежишь ему, благословенное одиночество, свобода без границ, без надежд, кроме одной – стать таким же самодостаточным и плодотворным, как этот мир.
Крузо как пример
Крузо горевал в своем одиночестве и стремился вернуться к людям. если бы не это, его ситуация была бы примером обрыва коммуникации – того самого, который в моем случае произошел отчасти по независящим причинам, отчасти благодаря принятому решению.
он молод, ему двадцать два
Чезаре живет в крупном городе. он изучает историю фотографии, психологические, социополитические и художественные аспекты фотографии, технику фотографии – теорию цвета, использование контрастов, освещение, экспозицию, фильтры, маску и многое другое. ему нравится выбранная профессия. жизнь представляется ему захватывающим приключением и одновременно – упорным восхождением по крутому склону. вот он каков, Чезаре Бурали-Форти, двадцати двух лет, итальянец по крови, беженец, гражданин мира, прилежный работник и авантюрист.
он все-таки задолжал
лава застывает, выбросы прекращаются. извержение подходит к концу, чем бы оно ни было, извержением или галлюцинацией, легким туманом, облаком, кратковременными осадками, неважно, что-то еще можно сказать о Курте и Чезаре, но в виде послесловия, эпилога, что означает – обрисовать их конец, для того эпилоги и существуют – чтобы подвести черту, показать, чем все закончилось, каждая история стремится к своему концу, у каждой истории должен быть конец, это ее определяющее свойство, история без конца вовсе и не история, читатель не терпит незаконченности, для него главное – прибыть в какую-то точку, для этого он и садился в вагон, покупал билет, в расчете когда-нибудь выйти, а незаконченная история словно выбрасывает его на ходу, он падает на откос, катится, ломает себе ноги, руки и шею, вот так это и случилось с Чезаре, кому-то он все-таки задолжал, прожить без долгов очень трудно, особенно, если в тебе есть склонность к авантюризму, будем считать это эпитафией одному из двоих, что же касается другого…
переписывая историю
эта склонность представлять коммуникативный обрыв как трагедию или несчастный случай, она кажется мне естественной, а ведь здесь можно было бы говорить о победе, освобождении, все зависит от точки зрения, как охотно я разделался с Чезаре, мне доставляет удовольствие ломать шеи своим героям, почему бы не изобразить их настоящими героями, научись чувствовать себя героем, воспитай в себе дух победы, самосознание победителя, называй это как хочешь, но довольно этих немотивированных убийств, пусть даже пока состоялось только одно, займись воскрешением, почувствуй себя могущественным чародеем, и вот Чезаре благополучно добирается туда, куда он и собирался, он уже получил диплом и подписал контракт на работу, он работает в известном журнале; что-то вроде «Нэшнл Джиографик»; он снимает дикие ландшафты и диких зверей, диких птиц, диких рыб, диких насекомых, он все время в дороге, за исключением тех недель, когда он живет в палатке или хижине, чтобы сделать снимки, у него крепкое тело, приятное лицо, аккуратная борода, несколько татуировок, он нравится женщинам и не упускает случая воспользоваться их расположением, интересом, увлеченностью, влюбленностью, очарованностью, да, он может очаровывать, в нем живет дух авантюриста и победителя, он – человек, который сделал себя сам, оборвав связи с прошлым, он сам построил свое настоящее, он ничем не обязан своему прошлому, и можно сказать, что он выплатил долг своему будущему, знакомьтесь – Чезаре, человек без долгов.
и здесь все благополучно
а как расплачивается со своими долгами Курт? прежде всего он не делает обычных долгов, никаких кредитов, его кредо – жизнь без кредитов, так можно сказать, если проникнуться оптимистическим духом, избавившись от стремления сбросить героя с поезда или толкнуть под поезд, с Куртом все будет хорошо, он тоже создает самого себя, его бегство на остров – правильное решение, и вот теперь он пожинает плоды, он ловко разломил свою жизнь надвое, речь не о прошлом и настоящем, речь только о настоящем, он должен работать, чтобы оплачивать необходимые расходы, и он работает, неважно кем, где-то и кем-то, в работе ему приходиться быть активным, деятельным, общительным, решительным, предприимчивым и так далее, и все это ему удается, зато потом, в свободное время, он ведет созерцательную жизнь, сидит в кресле на веранде своего дома, или на берегу, или на склоне вулкана, да, есть такие места, откуда открывается перспектива, вулкан для него – что-то вроде Биг-Сура, гора, где он медитирует, просветляется, смотрит вдаль и сливается с этой далью, она каждый день другая, но при этом остается одной и той же, так он проводит досуг, которого у него много, он тоже построил свое настоящее, а заодно и будущее, и он тоже человек без долгов.
а как твои дела?
ну а что ты можешь сказать о себе? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги? выплатил ли ты долги? ты выплатил долги?