Он сейчас умирает, наверное,
Я же здесь в полумертвом бреду
Под раздробленной крышей сижу
И молюсь о судьбе его Мерлину.
Он пошёл на великую смерть
В вязкий сумрак Запретного леса.
В заключеньи геройственой пьесы
Должен он, словно феникс, сгореть.
Властелину не свойственна жалость,
Ожидавшему тысячи дней.
Лорду мальчик — победный трофей.
Он погиб. От меня что осталось?
Неспособный ни к злу, ни к добру,
Жалкий выродок аристократов,
Почитатель отцовских трактатов,
Все для гадости мелкой живу.
Утверждался бесплодной враждой
С благородным и вспыльчивым Гарри,
Чьи черты мне сознанье ломали,
Чей мне взгляд показался чумой.
Без него меня, в сущности, нет;
Я — лишь тень его худеньких чресел;
Я же душу на гвозди повесил;
Пред тузом я — бесцветный валет.
Я, крича, буду руки ломать,
Заклеймённые чёрною меткой.
Ты во имя влюбленности терпкой,
Гарри, слышишь, не смей умирать!
А, реальность, умерь свою прыть
И позволь мне невзрачную малость:
Чтоб охапку живых его пальцев
К дребезжащим губам приложить.