20 апреля 2015
***
Стоит отличная погода,
Стаканы радостно звенят.
Твой шурин вшился на полгода,
А лучший друг – вообще, на пять.
Они купили иномарки
И разъезжают по жаре.
Что делать вместе с ними в парке?
В кафе? В подъезде? Во дворе?
А лето в самом абсолюте.
И остается вспоминать:
Какие это были люди?
Как их приятно было знать!
Но час настанет,
Пусть не скоро,
И выпьем больше, чем за год.
Вот только бы дожить до срока,
Когда окончится их код.
***
Какая капуста без специй?
Без специй, какая капуста?
В моем пластилиновом сердце
Завязли ненужные чувства.
Костюм деловой не наглажен.
Лежит недоеденный бутер.
Однажды все станет неважным.
Откуда ты знаешь, что будет?
Ведь ласковый – бог, а не демон
Ведь любят глаза, а не брови.
Навязчиво вьются идеи
В моей голове нездоровой.
Какого же ждать урожая,
Когда расцветают не злаки?
Я строчки свои провожаю
Рассеянным взором Незнайки.
***
Вы мне способны нанести урон?
Не может быть! И я скажу вам больше:
Мне торт испек кондитерский урод,
И починил каблук плохой сапожник.
Невропатолог думал, что он бог,
И потому легко играл по нервам.
Заслуженный и льстивый педагог
Всю ночь учил меня дурным манерам.
В поломанном обугленном лесу
Мне рассказали о любви к природе.
И думали, что я перенесу
Есенина в испанском переводе.
Но ничего, конечно, не могли,
Ведь были не родня и не начальство.
В мышиный цвет мне красили мозги
И заставляли улыбаться часто.
И в лютую февральскую жару,
И в знойные июльские морозы
Мне никогда не были по нутру
Синоптиков дурацкие угрозы.
И лишь одно мне может навредить –
Ужастики похмельных снов коротких,
Где кошка с головою Нефертити
Подносит близко к горлу алый ротик.
***
Роща – не казарма,
Выбритая наголо.
Тёща – это карма,
А жена – сомнамбула.
Шуба – это платье.
Десять – это пять.
Люди – это братья.
Сука – это, ****ь!
***
По телевизору позёр
Все шутит, но ухмылки скисли.
В твоих глазах исчезли мысли,
Пропали в зеркалах озёр.
И, кажется, тебя уж нет
Один фантом спешит к театру,
Готовый внутренне к теракту,
Он направляется в буфет.
Там слышен звук виолончели.
И наливает там коньяк,
Слегка стопарик наклоня,
Весна с картины Боттичелли.
Пыль превращается в пыльцу,
И в прибыль – бывшие убытки,
Ведь так идёт печаль улыбки
Её несложному лицу.
Ты по-хорошему звереешь,
Встречая взор её прямой,
Тебе не хочется домой
И в зал, где зритель ищет зрелищ.
Ты переходишь на вискарь
И остаешься жить в буфете
Шумит оркестр, точно ветер
И улыбается весна.
***
Меня одно желание замучило,
Только оно особо секретное:
Я бы хотела иметь чучело
Своего участкового инспектора.
Я понимаю, ничего не получится,
Да и расхочется очень скоро.
И потом из людей не делают чучела,
Тем более из участковых.
Вот другое дело собаки,
Это сколько угодно, не надо прятать.
И все-таки как бы было забавно
И очень-очень приятно.
***
Уже пошли подснежники в лесах,
Пушистые, полезли из проталин,
Растаяли снежинки в волосах,
И Первомай отметил пролетарий.
Уже сложили мусор во дворах
В специально отведенные пакеты.
Уже сгорели шапки на ворах
И разорались пьяные поэты.
Уже разделись девочки почти
До самых откровеннейших конструкций.
И чурка без особенных причин
Нажрался и валяется, как русский.
И сквозь газон пробился малахит
От легких рук сотрудниц зелентреста,
Но вся зима внутри меня сидит,
Как будто в мире нету лучше места.
***
Тишина в вечерней школе,
Парты в крошках, пепси-коле.
На кушеточке пурпурной
Там тепло ночной дежурной.
Голос в радио кого-то,
Кто читает «Идиота».
Попивая свой кисель,
Сторожит мадмуазель.
За горами, за домами
Старый гриб скрипит пимами.
Это дедушка-скрипач.
Вот что, девушка, не плачь!
Ты б ему открыла что ли?
Пусть войдет, оттает в школе.
Говорит вахтерша дерзко:
– Хочешь, дедушка, погреться?
И ответив: «Вовсе нет»,
В помещенье входит дед.
Кожа – грубая кора,
Седина белей, чем вата.
За спиной его игра.
В этом госте всё неправда.
В этом госте всё иначе.
В этом классе с ним темно.
Бровь одна другой космаче,
Зубы – золото одно.
И зачем на тихий пост
Я впустила эти зубья?
Ведь за ним преступный хвост
Или грязное безумье.
Голос волка, взгляд совы
– Не хотите чаю вы?
– Неохота чаю, дочка.
Может, можно кипяточка,
Два прозрачные глоточка, дочка?
Он не выпил кипяток,
Вылил в комнатный цветок.
Он откашлялся в кулак
И сказал визгливо так:
– Нет, не стану больше делать
Я вечерних этих школ.
Пусть следит за ними демон.
Я не стану. Дед ушёл.
Полночь в городе настала.
Села девушка устало.
Смотрит месяц по нененцки.
Головой качает нецке.
Раздаются смеха всплески.
Нету больше Чаушески.
Звёзды вздернуты на рее.
Хитрый дед у батареи,
Не прощая ни аза,
Греет крупные глаза.
***
Будет озеро синим овалом
Неподвижно лежать между рощ.
Подражая чужим карнавалам,
В жутких масках мы выбежим в ночь.
Будут песни с плохими стихами,
Будет жариться белый олень,
И, воняя крутыми духами,
Против света усядется тень.
Пустят руки по кругу фужеры,
Озариться зарницами даль,
Чья-то женщина с комплексом жертвы
Упадет на картонный алтарь.
Будет пьяно рыдать облдрама,
Будет блинчик луны испечён,
Будет халда расспрашивать хама
Чёрте что и неясно, о чём.
И твоя чуть живая невеста,
Наконец, до тебя дорастёт,
И забытым романом «Фиеста»
Синеглазый накормит костёр.
И в кабине воздушного шара
Вся компания ринется вверх,
Оставляя на долю клошара
Недопитый вина фейерверк.
***
ПИСЬМО ОТ ВАСИ К НАДЕ
Я, к любимой обращённый,
На бумаге, на лощёной
Начертал тебя пером…
Так лети, письмо, орлом.
Прилетишь – в окно впорхни,
Двери в спальню распахни
Клювом, лапой и крылом
И прикинься… не орлом.
В светлом сумраке рассветном
Обернись опять конвертом.
Вот письмо моё в конверте.
Вот, ошибки мне проверьте:
«Здравствуй, Надя, я живой!
Я в системе биржевой
Тут работаю как вол!
Крашу стены, крашу пол,
Режу плитки, клею кафель,
Пью нектар сердечных капель.
Год назад под выходной
О тебе, моей родной,
Размечтался я ужасно
И тебя увидел ясно:
Я на улице в толпе
Ну, и ринулся к тебе.
Ты в руках держала зонт.
Ты была, как горизонт:
Далеко, легко шагала
Я бежал, ты убегала,
Я кричал, ты не слыхала,
Гордо зонтиком махала.
Вот и образ твой исчез…
Оглянулся – дикий лес!
Вот такие лапы елей!
В травах жёлтые каменья
Светят, словно янтари.
Птицы, с виду снегири,
Виснут в воздухе густом.
Розы вянут под кустом.
Куст обвит плющом блестящим.
Занят пением свистящим
Кто-то вроде соловья…
Не смутился, Надя, я,
А, покуривая «Рейс»,
Углубился в этот лес.
Тут, конечно, мне досталось!
Ужас, голод и усталость!
Десять суток шел, но бог
На развилку трех дорог
Все ж помог мне набрести,
Надя, сына покрести!
Значит, выбор: три дороги
Три дороги, ноют ноги,
Лес до неба – панорама!
Я пойду, пожалуй, прямо.
Вышел в поле, там стога.
Воздух – пенка молока!
А в стогах тех спят бесстыдно
Люди голые – всё видно.
Много их среди травы,
Не добудишься – мертвы!
Где тут запад, где восток?
Посредине поля стог…
Это дьявольские шутки –
Обходил тот стог я сутки!
А за стогом, Надя, слон!
Вот откуда в поле он!?
Обернулся стог в курган,
На слоне возник цыган,
Мой ровесник, хлыщ, ворюга,
Кудри белые, как вьюга,
Слон серебряный под ним.
Надя, голосом твоим
Мне сказал цыган капризно:
Жизнь – праздник, а не тризна.
Жизнь – радость, жизнь – вечна,
Если ты живой, конечно.
Ты ходил, ты видел дикость
Леса, неба и травы…
Пушкин, Дарвин, Чарльз Диккенс…
Ты их видел, все мертвы.
Вон ручей, лицо умой.
Жизнь узнал, иди домой.
Год прошел, у власти Ельцин.
Где я был, суди сама.
Может, мучили пришельцы,
Может, я сходил с ума.
Столько мусора и сора!
В голове моей сарай!
Я к тебе приеду скоро!
Только ты не умирай!
***
ЛЮБОВЬ ЗЛА (трилогия)
1
Тебя уже не извинишь,
Которой рюмочкой звенишь.
Одна сидит твоя бабёнка,
Кормя красивого ребёнка.
Гребенкой волосы сдержав,
Меж двух враждующих держав.
А ты играй, моя «Кремона»
И ты бренчи моя «Музима»
Не жди любимого, мадонна,
Он непорядочный мужчина.
Одна змеиная натура!
Ну, да – шикарная фактура,
Зато бычком прожжённый галстук.
Не жди его, он проигрался.
Но скучает губная гармошка
В доме, где отгорела лучина.
Где комарик, где муха и мошка,
Где не курит любимый мужчина.
Он не курит, не курит, не курит,
Он не ходит, куря, по паркету,
И кукушка часов не кукует,
И просвета в окошечке нету.
Только кошечки хвостик сибирский
Серебрится у ней под кроватью.
И включают огни декабристы
По всему поднебесному платью.
2
Хуже ты содома и гоморры,
Хуже также огненной гиены!
Что ты собираешь мухоморы?
Ищешь, сволочь, галлюциногены?
В женщину бутылками кидаться
Могут только звери, только звери,
Или дети, те, что из детсада,
Но не ты, не ты по крайней мере
Вон сидит на мертвом гладиолусе
Лета кислогубая любовница,
И молчит, как будто и не в голосе,
Золотая бабочка Лимонница.
Интересно, чем она питается?
У нее на крыльях пыль китайская.
Не кидайся! Все равно кидается.
Не кидайся! Больше не кидается.
3
У девицы шуточки, проклятья,
Смех на перламутровых губах.
Она уходит от мероприятия
И громко дверью хлопает: бабах!
– Идет. Куда пошла? – А что? Работать!
– Работать где? – Работать, вот и все!
– Живет то где? – На улице Кропоткина.
Тебя туда автобус довезет.
– А номер? – Номер чей? – Да у автобуса?
– Автобуса? Автобус номер три.
Вообще, она знакомая оболтуса.
Вон тот, бежит за нею, посмотри.
Живет он, вроде, где-то на Строительной,
А по национальности чечен.
– А он какой? – Вообще-то подозрительный.
Неясно только ей такой зачем?
Криво падает на плечи грива.
Так девица держится, как львица.
А за нею движется игриво
Юноша хмельной и желтолицый.
***
КАДР
Вполне культурно
Проходит ужин,
Лежат окурки
В морской ракушке.
Глядит в окрошку
Угрюмый кто-то
В далеком прошлом
На общем фото.
Что было с ними
Никто не помнит.
Лежит тот снимок
На пыльной полке.
Совсем спокойно
И безупречно
Он ждет помойки,
А лучше печки.
И уж конечно,
Что он не нужен
С него слетевшим
Бессмертным душам.
Ко мне конкретно
И многократно
Приходит именно этот
Кадр.
***
По пристальным глазам лакеев новых
Ты сразу узнаешь, что ты чужой.
Пора уже начать ходить в обновах
А не дымить махоркой, как пижон,
Не выпивать с учительницей пенья
У зданья банка с тыльной стороны...
Но чем же заменить тоску презренья
В глазах, что лишь из зеркала видны?
Земля, где наши торные дорожки
Петляя, превращаются в клубок...
И снова подтверждают ваши рожи:
Жизнь – это сон, который неглубок.
***
ТРЕНД
С детства думает мальчик:
Стану главным и важным!
Не вагоновожатым,
Не открыточным мачо.
Знает умненький мальчик,
Он не будет поэт,
Станет мальчик начальник
Ну, и дальше пойдёт,
А у мальчика кошка
Трется, просит тепла,
Мальчик чувствует кожей:
Не хватает бобла.
Рыбка златом пылает
Но к нему не плывёт
Где-то снег покупают
Где-то продали лёд
Вот бы, думает мальчик,
Это всё одному!
И заброшенный мячик безразличен ему.
А на пасмурном небе
Непрозрачный рассвет.
Жадный умненький бэби все растёт и растёт.
***
ДРУЗЬЯ
Куда летит метели пепел
О чем её негромкий лепет? –
Не знают ни Андрей, ни Павел
И улыбаются нелепо.
Они в метель решили выпить
И закурить среди метели,
По полстакана внутрь вылить
И "Беломор" они хотели.
Курить метель мешала очень,
До крайней степени мешала
Она гасила огонёчки,
А выпить вроде разрешала.
Потом она им долго пела,
И, наконец, они узнали,
Куда летит метели пепел,
В каком она танцует зале.
Когда метель слегка утихла,
Они тихонько задымили,
Два грустных и нетрезвых типа.
Метель исчезла за домами,
Ушла в сугробах свежих плавать
Скользить лучом по льдистой кромке.
Потом пошли Андрей и Павел
В свои бетонные коробки
***
Все таланты по поклонникам
Разбрелись и моют косточки.
Мы идём в толпе паломников
На штанах у нас полосочки.
Утомились люди потные
А идти так далеко.
Нам же в гуще верноподданных
Затеряться так легко.
У фанатов лица лютые,
Бог и демон: счёт ноль-ноль.
Нас качает море людное
Многотысячной волной
Светлоглазых многоклеточных,
Продолжающих на дне
Эти игры бесконечные
В беспросветной тишине.
***
Я старомодней всех на свете
В пух тополиный ухожу
Сквозь бесконечный улиц шум
И эти транспортные сети.
Пушинки ластятся ко мне,
Летят в глаза и гладят кожу,
И вместе думают: ну что же
Ещё найти в погожем дне?
Народ, как призрачный парад,
Толпою проплывает мимо.
Его живая пантомима
Теряет логику преград.
Реальным кажется тепло
И нереальным все другое.
Большие голуби воркуют
На театральном НЛО.
И голос внутренний сказал,
Что нет нигде ни в чем запрета,
Но закрываются глаза,
И тьма охватывает лето.
***
Ворожили вдове,
Обещали беду.
Звёзды спали в воде,
Точно пчелы в меду.
Муж спустился с покатого
Берега к ней.
Это змей
Это в облике мужа
Чужая душа.
Это демон подводный
Со дна Иртыша.
Этот демон подводный
Целует вдову
Наяву.
А вдове надоели
Псалмы да кресты,
Всё готова отдать
За родные черты.
И зачем одинокая
жизнь-круговерть?
Легче смерть.
Был у самой воды
Слышен голос вдовы,
Грубый траур срывала
Она с головы.
Становилась лицом,
Как бумага, бела.
Умерла.
***
Налей мне клей в коктейль,
Насыпь мне снегу в чай,
И крикни в спину: эй,
Развей мою печаль!
Развей мою печаль,
Развей по пустырям.
Манеру всех прощать
Оставь монастырям.
Насыпь мне снегу в чай,
А снег посыпь песочком.
Развей мою печаль
По всем горячим точкам.
***
Вот осень думает про лето,
Уже готовясь с ним бороться.
Невольны лесть автопортрета
И лицемерие партнерства.
Сквозит незримая утрата
Через задвинутые ставни.
Невольно точку невозврата
Рука невидимая ставит.
Поют тоску чужие птицы,
И листья цвет меняют больно,
И между пальцев, точно спицы,
Лучи шевелятся невольно.
Ревёт «красавица-корова»,
Её обидела худая.
Линяет небо хладнокровно,
В тяжелых тучах пропадая.
***
Эпиграф:
Пообещал гидрометцентр нам от ноля до плюс пяти,
совсем простывший пациент глинтвейн торопится допить.
Под затемненный свод стеклянный
Луна неспешно вознеслась.
В её лучах мерцает слякоть
Сияет призрачная грязь.
Из-под колёс автомобильных
Летят янтарно искры брызг.
Мы по тебе давно любили
Гулять, ночной Новосибирск.
И там, где мы курили «Космос»
Под звуки желтых субмарин,
Сегодня дети комсомольцев
Встречают «Спайсом» хелоуин.
Взрывают яркие петарды
Над новой свадьбою в кредит…
Не может знать сермяжной правды
Неисправимый эрудит:
Ему не спится, он словарь
Мифологический листает,
Ему не спится. Он – сова
В магнитном поле иллюстраций.
***
На площади трёх помоек
Качается люстры звёзд.
И эхом чужих попоек
Открытый зовёт подъезд.
Промокший прохожий поздний,
Озябший и мутный тип,
Вбегает в подъезд, как в поезд,
Который хотел уйти.
Вбегает в подъезд спонтанно,
Туда, где тепло и свет.
Где голосом Левитана
Сосед объявляет: Снег!
Туда, где у батареи,
Наверно, уже с часок
Мы руки с тобою греем
И медленно пьём четок.
Прохожий дрожит, как кролик.
Какой-то невнятный он.
Но с площади трёх помоек
Не тронется наш вагон.
***
Написано в конце октября – начале ноября 2014 года.
***
Летит по трассе встречный ветер,
Огромный, точно грузовик,
В затишье жалкое не верит,
И удивляться не привык,
Не помогает тонкий плащик,
И зонтик тянет улететь,
Кругом не дождь, а водка плачет,
И, кажется, так будет впредь.
Слепые молнии несутся,
По нереальным облакам,
И страшно хочется проснуться,
И опрокинуть злой бокал под тихою небесной сенью,
И отдохнуть от всяких бурь,
Но от ненастья нет спасенья,
А ветер вечен точно дурь.
***
Когда ко мне придут малышки-глюки,
И подойдут уже как можно ближе,
Я попрошу их об одной услуге:
«Вы говорите на октаву ниже».
Когда они уже дойдут до точки,
И разобьют последнюю посуду,
То станут окружат их шепоточки,
Меня повсюду.
Когда же к ним я все-таки привыкну,
Как к родственникам, муторным слегка,
Как к медику, что делает прививки,
От столбняка,
Они разочарованно отпрянут,
Пойдут искать себе других клиентов,
А мне закат покажется багряным,
И снова станет море по колено.
***
Муха.
Лишенная зренья и слуха,
Сознанья, ума и лица,
Летает беспечная муха,
Не чувствуя близость конца.
Дурацкой тоскою не маясь,
Не думая о красоте,
Она вызывает лишь зависть,
К бесстрашной такой простоте.
Пример примитивного риска,
На крылышках мерзких своих,
Она подлетает так близко,
Что кончится раньше, чем стих.
***
В роще карликовых деревьев,
Столько листиков облетело….
Их хозяйка сидит в декрете,
Полноценна и пышнотела.
У неё золотые очень
Косы длинные и ресницы,
Все её называют – Осень,
Даже самые злые принцы.
И народец, который проще,
Называет её все так же,
И в её оголённой роще,
Начинаются снега танцы.
***
Один старинный персонаж,
Сам по себе ни ваш, ни наш,
Напялил чей-то камуфляж,
И распугал нудистский пляж.
Другой, совсем весёлый тип,
Напитка мрачного испив,
Во все, что только можно влип,
Но распугал весь жилмассив.
Еще отдельный гражданин,
Разбил об голову кувшин,
И обернувшись в крепдешин,
Перепугал поток машин.
И вот теперь они втроём,
Пошли бухать на водоём,
Душевный чувствуя подъём,
Что будет дальше – не поём.
***
На полях тетрадный поцелуй чернильный,
Нет минут отрадных, нету черных лилий,
Нет зелёных уток,
Лишь пятнадцать суток.
Нет, ни тех пятнадцать, что сидишь за дело,
А таких прекрасных, ласковых и смелых,
Невозможно странных, словно первозданных.
***
Немного правды в книжках разных,
И в музыкальных виражах,
Когда заходит ум за разум,
И пальцы медленно дрожат.
И люди кажутся всё мельче,
До одноклеточности вплоть,
А самый мелкий человечек,
Тебя грозится уколоть.
Линяют шторы старой школы,
И дворник шебуршит метлой,
Он непонятный, пьяный что ли?
И неприлично удалой.
Он танцевальною походкой,
Обходит весь участок тот,
Где каждый встречный пахнет водкой,
И каждый возглас – анекдот.
***
Реверансы без перьев,
А без смеха причины,
А индейцы без прерий,
А без женщин мужчины.
А без юмора проза,
И гроза без раскатов,
И зима без мороза,
И война без солдатов.
В перевёрнутом мире,
В зазеркальном притоне,
Что мы делаем, милый?
А, по-моему, тонем.
***
Она давно целует мизантропа,
А он не отвечает ей особо,
Её зовут, конечно, Пенелопа,
Она довольно странная особа.
У ней всегда тусуются на хате,
Но никогда она не забывает,
Ходить почти по всем гламурным пати,
И открывать бутылочки зубами.
Вчера она уселась в чей-то катер,
Над ним был поднят непонятный вымпел,
Он медленно отчалил на закате,
И больше уж никто её не видел.
***
Уходят на волю помехи с экрана,
Они превращаются в позднее утро,
Торжественно спит под забором охрана,
Любители пламени жгут Камасутру.
Покрытые плесенью лица бомжей,
Живут настоящим, не просят совета,
А те, кто здесь просится на ПМЖ,
Остались без света.
И чёрные птички клюют виноград,
Который свисает с чугунных решеток,
С ребячьих качелей, с садовых оград,
Такой отрешённый…
В открытых кафе расставляют столы,
На каждом стаканчик с фальшивым букетом,
Слепые художники красят стволы,
Кончается лето.
***
Совсем не хочется любви,
Ни к скупердяям, ни к транжирам,
Переставая быть людьми,
Мы превратились в пассажиров.
Ввиду отсутствия тоски,
Одни усталые уловки,
И у маршрутного такси,
Уже не будет остановки.
С невыразительностью глаз,
Смешалась рук нерасторопность,
Водитель бледный жмет на газ,
Совсем забыв про всякий тормоз.
***
Фонтан.
Алкаш купается в фонтане,
Его пытаются достать,
Чтобы доставить куда надо,
Но это вовсе не фатально.
Всего лишь мелкая досада,
И городская клоунада.
Любимая у наших граждан,
Такая форма развлечений,
Почти магический обряд,
И каждый чувствует однажды,
Фонтана этого свеченье…
Слов нецензурных звукоряд,
Звучит подобием органа,
Вокруг попавшего в фонтан.
Идет полиция, как свита,
Сопровождая хулигана,
И веселится хулиган.
***
Сто лет назад,
В народной гуще,
Мне было б лучше,
На трезвый взгляд.
Но и сейчас,
Совсем серьезно,
Довольно сносно,
Но с пьяных глаз.
***
Я умницу знала сто лет,
А вот, оказалось, не знала,
Бывает, что вовремя нет,
Толкнувшего сердца сигнала.
Пылает простой карандаш,
Над клеткой бумаги атласной,
Большой белокожий мираж,
Приблизился нежно и властно.
Мгновения этого радость,
Из самых приятных грехов,
О муторной маленькой страсти,
Не будет слащавых стихов.
***
Луну заморозили в озере,
Она не поднимется вверх,
Её навсегда заморозили,
А с нею – и звёзд фейерверк.
Включили огни габаритные,
Лёд плотный до самого дна,
Летят фигуристки фригидные,
По льду, под которым луна.
Шаль неба качается мрачная,
На ней беспросветность одна,
У берега балуясь марочным,
Гуляет тупая шпана.
Продажную даму замучили,
Бессчётные просьбы в кредит,
Играет примерзкая музычка,
И ей подпевает кретин.
Меняясь чертами характера,
Под ноги плюёт молодежь,
В одеждах из черного бархата,
Болтаются пары вельмож.
Всё озеро проткнуто лунками,
Но рыб не поймать никогда,
И смотрит на это ночь лунная,
Ночь звёздная из-подо льда.
***
Прогреты камушки, на улице светло,
И всё, что было, то сегодня кажется,
Богема-матушка, глаза твои – стекло,
Конечно же, богемское, а как же?
Который год шатаются с тобой,
Флейтист без флейты, хоккеист без шайбы,
Тупица девочка и мальчик голубой,
Плюс сотни всяких разных в этой шайке,
Слова не затихают ни на миг,
Рифмуются в старании кликуш,
И, словно безделушки на магнит,
Летят нечеловеческие души.
Улыбки расплываются по ртам,
В ухмылки превращаясь постепенно,
Ни часа не обходится без драм,
И тени шустро бегают по стенам.
Ещё не успевая офигеть,
Приходят новички в твои объятья,
Пропахло перегаром все фойе,
И люди все уже не только братья.
В глазах твоих стеклянных пустота,
И всё-таки игра калейдоскопа,
Для чистого тетрадного листа,
Ты самая пленительная попа.
Не принесла ни пользы, ни вреда,
Глобально коммунальная квартира,
Нетленная богемная среда,
Которая так сладко развратила.
***
Птица.
1.
На книжной полке с «Тихим Доном»,
Кувшин и фаллоиммитатор,
Совсем упадническим тоном.
Бубнит футбольный комментатор.
Хозяин комнаты в пижаме,
И тапках с мордами животных,
Кроссворды длинные решает,
И выпивает шкалик рвотный.
И тут в открытое окошко,
Влетает сказочная птица,
И проливается окрошка,
А сам хозяин матерится.
Хвост ослепляет многоцветьем,
Алмазами сияют перья,
Не верят власти или ведьмам,
Своим глазам нельзя не верить.
И начинает птица эта,
На языке на человечьем,
Читать забытого поэта,
Вести загадочные речи.
Втянув хозяина в беседу,
Аж на плечо к нему садится,
И он несет её к соседу,
Чтобы соседу подивиться.
Сказав, что по нужде по малой,
Сосед выходит ненадолго,
За ним приходят два амбала,
И с ними очень добрый доктор.
Сверкнула птица на прощанье,
Своими страшными очами,
Хозяин пишет завещанье,
И улыбается ночами.
2.
Несколько раз в неделю,
Твой подтвердив диагноз,
Снились товарищ Дельвиг,
И гражданин Некрасов.
Но одному не хочется,
Употреблять спиртное,
В бегстве от одиночества,
Можно попить со мною.
Анекдотичным образом,
Я же жена соседская,
И не читала Борхеса,
И ни фига не светская.
И не лежала в клинике,
Но из системы выпала,
Всю свою кухню кинула,
И понеслась за выпивкой.
Пьяная и неверная,
Слушаю твои лекции,
И коротаем время мы,
Возле пожарной лестницы.
Здесь нас застанут граждане,
И обзовут по-всякому,
Пьянью и сучкой крашенной,
А человек с повязкою,
Нам пригрозит повесткою,
Скажет, что мы без совести,
Даст нам совет повесится,
Или упиться до смерти.
В комнату ты вернулся,
Где обитала птица,
В окнах качалась улица,
Надо опохмелиться.
***
Этот портвейн непременно отравлен,
Этот портфель из кожзама пустой,
И в унисон говорят тебе: «Стой!»,
Трудные, пьяные дети окраин.
Праздничный день,
День Рыболова,
Удочек нет,
Нет и любви.
Только тревоги сплошной безлимит,
И сумашедствие драк у столовой.
Это – родной уголок отморозка,
Мрачный, изысканный сон,
Каждую ночь повторяется он,
Как на тельняшке полоска, полоска….
Спросят тебя: «Как прошла твоя юность?»
Скажешь: «Никак», отвернуться стараясь,
Сразу окажется – юность вернулась,
Но притворилась, что старость.
***
Когда так хочется уснуть,
Почти на каждой остановке,
И все равно стремится в путь,
Уже к нормальной обстановке.
Тогда приходит новый день,
В одеждах чистых и прохладных,
И ты, в фуражке набекрень,
Опять целуешь девок ладных.
Пропавших славным «Ив Роше»,
А не духами разливными,
И снова очень хорошо,
Ползут машины поливные.
Откуда-то идёт прилив,
Таких необходимых денег,
Любовь приходит точно взрыв,
И я не знаю, что с ней делать.
***
Человека очень укачало,
Он идёт и чувствует – штормит,
А вокруг торжественно-печально,
Расплываясь угасает мир.
Человеку состоянье это,
Нравится, по честному сказать,
Между пальцев тлеет сигарета,
Медленно, как солнечный закат.
Человек, лениво улыбаясь,
Как жених в присутствии невесты,
Чувствует приятную усталость,
И бредёт, бредёт куда ни весть.
Хорошо до легкого озноба,
Мысли и печали нет следа,
Человек качается и снова,
Думает: «Ну вот бы так всегда».
***
Кому-то нужен утончённый вкус,
А многим только улицы лицей,
Советский привокзальный перекус,
Сметана и вареное яйцо.
Бесплатные поездки по стране,
От разных контролёров беготня,
Кому-то, а похоже, что и мне,
Не предстоит нигде разбогатеть.
Зато таких попробуй обгони,
Ведь налегке бежать быстрей в стократ,
И в детстве, где бенгальские огни,
Запрятан невообразимый клад.
***
Напрасно убегая со двора,
В соседний двор к совсем другим ребяткам,
Смеялась золотая детвора,
Крапива больно щёлкала по пяткам.
Печальная бесцветная среда,
Соседей и прохожих пробегала,
Сегодня или, может, навсегда,
Нас оказалось невозможно мало.
Ничтожное количество людей,
Нелепых, но естественных и честных,
Над нами посмеялся лицедей,
И несколько товарищей известных.
И радуясь последнему теплу,
Мы знали то, что ничего не значит,
А солнце, пробегая по стеклу,
Для каждого оставило свой зайчик.
***
Прогулка в никуда по чистым тротуарам,
По светлым площадям, по улочкам кривым,
Угрюмая толпа, как будто вечный траур,
И кто-то улыбаться запретил.
Отсутствие людей, что спросят сигарету,
Или не знают, как им правильно пройти,
К театру или к университету,
И полное отсутствие пути.
Бесцельный поворот куда-нибудь налево,
С бесповодным бибиканьем авто,
С презрением, которое нелепо,
С желанием, которое не то.
И, кажется, не будет остановки,
Так втягивает этот пеший ход,
Слепые виражи, которые неловки,
Кафешки и подземный переход.
И все же, наконец, по жанра закону,
Хотя никто не думает о нём,
Встречается безрадостный знакомый,
И хочется идти уже вдвоём.
В забытую веселую пивную,
Где заседает избранный народ,
Где станем пить мы водку разливную,
А с нею всё пойдет наоборот.
***
Юноша из Владивостока,
Всё повторяет цейтнот,
Цвета томатного сока,
Девушке дарит цветок.
Девушка из Геленджика,
Не принимает цветка,
Любит бандита-джигита,
Песню, про мрачный централ.
Любит на лавке вечерней,
Сказочной травкой дымить,
Юноша думает чем ей,
Он так не дорог, не мил.
Может быть, имя Виталий,
Девушке чем-то не так?
Алый цветок увядает,
И умирает мечта.
***
Я иду в очередной отрыв
Забываю ласковые клички
Пить, курить и глупости творить
Это – просто старые привычки.
Все они останутся при мне
Как совсем ненужные таланты
Мы сидим на высохшем бревне
Поздно ночью возле котлована.
Елочки и тополь без пальто
Шепчутся, как люди в кинозале
Мы не знаем, кто из нас есть кто
И имён ещё не называли.
Мы похожи на последний курс
Слишком нерентабельного ВУЗа
У напитков медицинский вкус
Но его сбивает кукуруза.
Старший начинает разговор
Младший разливает по четвёртой
Пачкает газетный разворот
Странных рыб копчёная пятёрка.
Рифмы примитивные звучат
В шуточках распущенной девицы
И потенциальные убийцы
Скалятся со взглядами волчат.
Вспоминая «Вегу» и «Опал»
Старший пригляделся к сигарете
Наша разношерстная толпа
Не мешает жизни на планете.
Буду говорить про ерунду
Постепенно делаясь седою
Никуда отсюда не уйду
Полностью срастаясь со средою.
***
Поздняя осень
Музыка гамм…
Старый компостер
Бьёт по мозгам.
В клетчатом пледе
Плево-сером
Бывшая леди
С пенсионером.
Леди без чувства
Рюмочку просит
Водка четушка
Поздняя осень.
Грязь по колено,
Розы охапкой,
Смерть гобелена
Ставшего тряпкой.
Гордость забыта
Нет постоянства
Каторга быт
Хроника пьянства.
Майка-алкашка
Сумка-авоська
Многоэтажка
Поздняя осень.