Черноокой, чернобровой иногда
Красавицы сижу напротив я
Тогда она, разговор как-то начав,
Про увиденное, услышанное начинает сказ.
От глаз ее я глаз не отвожу,
Каждому слову я «так, так» вторю,
Думает, понимаю ее влюбленный я,
Раз сижу, как памятник, не двигаясь.
Куда там понимание! Ни слова не пойму,
Не слышу, не слушаю, во внимание не беру, -
Коль прознает, разозлится она
Но правда та: не лгу я!
Не люблю я совсем ее поведение,
Мирской жизнью увлечение;
Хочу, бросив все пустые слова,
«Люблю, милый» слышать слова.
Все говорит; я же с губ, зубов ее взгляд не свожу;
Глаза вожу: взор опускаю на ее грудь;
Ее нос, рот, подбородок, кисти, -
Не пропускаю ни пальцев, ни ногтей – осматриваю ее я всю.
Как будто слушаю! Нарочно сижу я так,
Внимательно за ней слежу;
Чуть двинется, подвинется,
Боюсь, что уходить собирается.
Я эту девушку ангелом про себя зову,
С миром вместе тебя смешивать не хочу;
Себя пред ней я ниже ставлю,
Ей место на небе, говорю.
Считаю я, что быть любимой она создана,
Любить и восхищаться, печалиться;
Увидев влюбленных каждый раз:
«Мне это не суждено», - говоря, печалиться.
Хочу, чтобы ценность свою она осознала,
Связь с мирским свою она оборвала;
К чему печаль? К чему радость? Жизнь зачем нужна? –
Всю эту чушь чтобы оставила.
Притворяясь, что слушаю, обыгрываю сто сцен в мыслях;
Страсть кипит, переполняя, вырывается;
«За руку белую возьму, возьму», «Отпусти» твердя,
С мыслями спорит моя рука.
Так благодатный час проходит,
«Она», встав, к себе уходит;
Неизвестное чувство – ведь млада она еще, - не поймет,
Хоть крикну: «Давай обнимемся, постой, постой!»