Ты сказал мне писать. Я огляделся в пустоши,
Мысли свои собрать желая: уж больно душные.
Знаю, живу в отрицании главою сопротивления,
Дыханием созерцания, плоские копии рвением
Обойти, описью занимаемый, потерей в смыслах
Главного, ползти не позволяя, гоню, смывая числа
С окон, даты – с порога, время – с картин. А масло
Стекает с них, словно тротуар с порезанного глаза.
Стихи не уходили дальше четверостишия, значит,
Следовало пропащим по кусочкам строки иначить
В подсознании, избавляя от страха, привкус осоки,
Ветра порывы в ушах, лая мелодии слушая: в стоки
Дождевые льются, как взвар медовый в уста бродяг.
Ноне я их представитель; пар расходится, вносят стяг;
Люд ниспадет на колени, иконы облачатся телесами,
Уже идут; но здесь, болея, старик змеями-полюсами
Внимает планеты реакциям, обрушением в пропасть
Земельную дань воздает акациям, травяную новость
Принимает к бывшему сердцем сплетению. Незряч,
Глух, недвижен, тишью и чистым криком, помня мачт
Скрипы упавших с его кораблей, разносится вширь,
Расточается вглубь, живя теперь, как и лЮбая пыль.
Я упал, ползу и иду одновременно. Во все стороны.
Поднимаю голову. Кровоточит небо «Аврорами»,
Изнывает соборами, пенится войнами, ожидания
Шапочные бородавятся в коже его, тяги к знанию
Мало, будто воды – пустыннику. Смотрит, любя.
И я смотрю. Сразу в него, вовне и вовнутрь себя.
Keihne.
03.01.16