Откроешь ей, послушаешь про погоду,
И она снимет шапку, поставит водку,
Будто бросит эти полгода в топку,
Проклятые эти полгода.
Наконец, после пятой стопки спросит: "Так почему?"
А ты умеешь смеяться, как злодеи или сироты,
Губы кривя и плеская душевным уродством,
Но это ей знать ни к чему.
Вскрыть другую бутылку, потом бы - вены.
Пуговицы отскакивают, швы разъезжаются,
А она все сидит, улыбается: "Кошка выросла, такая теперь красавица".
У тебя, как и раньше, дрожат колени.
Спокойно, девочка, всего лишь пришлая-прошлая грусть,
То ли дело, глаза вылезали, когда осталась одна,
Без обеда и сна в телефоне меняла все имена,
Потом удалила номер, хоть знаешь его наизусть.
Тихий дестрой в алкогольно-гормонном бреду,
Сидите, зачем-то развозите сопли и ложь,
"Может, останешься или сама дойдешь?"
Без наркоза уверенное "дойду".
Вызываешь все же такси, полгода как инвалид,
А она одевается, плотнее в свою броню,
"Ну все, пока, я как-нибудь позвоню",
Будто ты не знаешь, что
не позвонит.