Откуда я беру
свои стихи?
Наверное,
из сердца вынимаю.
Прощая,
отпускаю всем грехи,
хотя себя
Всевышним не считаю.
Но точно знаю:
под его крылом
в какое-то
чудесное мгновенье
рука моя
Божественным стилом
рождает для тебя
стихотворенье…
……………………….
Ну вот и все.
Уже не будет песен
и стихов,
наполненных тобой.
Мир со мной
тебе всегда был тесен.
Но просторным
будет ли другой?
Да, страна
березового ситца
сплошь была
страной из деревень.
Где крестьян
улыбчивые лица?
Где избушек
бабушкиных сень?
Сколько их,
таких «бесперспективных»,
заросло крапивою
до крыш.
Мир трудяг,
веселых и наивных,
накрывает
траурная тишь.
Я свое Дубровино
над Обью
отыскать студентом
еще смог.
Моих ног
мальчишескою дробью
здесь помечен
каждый уголок.
Где-то здесь,
на улице песчаной,
дедушку с дежурства
я встречал,
с-под полы плаща его
случайно
каждый раз
конфетки получал.
Он на местной
фабричке конфетной
пост на редкость
важный занимал -
сладкую продукцию
конкретно
от ночных воришек
охранял.
И была та фабричка
обычной,
но как только
началась война,
все, что выпускалось
здесь привычно,
отправляла
на войну она.
Мне же через деда
после смены
в виде
трех подушечек-конфет
женщина технолог
непременно
посылала
добрый свой привет.
Дед берданку
нехотя вручал мне,
про себя
тихонько матерясь.
В Обь с обрыва
осыпались камни,
видно, деда
строгого боясь.
Дедов мат
включал всего три слова.
Я на них
учился говорить.
И сегодня,
если мне хреново,
не стесняюсь
их я повторить.
Кое-что еще
скажу про деда.
Как он жил –
он так и умирал.
Помню…
появился до обеда.
- Стол собрать! -
домашним приказал.
Баба Аня,
Юля, моя тетка,
девочка
четырнадцати лет,
я, трехлетний
постреленок,
кротко
ждем-пождем…
чего нам скажет дед?
За окном катилось
солнца блюдце.
Шел войны
второй труднейший год.
- Господи!
Пущай сыны вернутся.
Батька твой
пущай живым придет.
С вами расставаться
мне не хоцца.
Тока нонче, видно,
мой черед.
К Кешке в город
ехать вам придется.
Славку мать
приедет… заберет.
Мы мальчонку
с вами подымали.
Он… с войной…
концы чуть не отдал.
Молоко парное
доставали.
Вишь, похож
на человека стал…
И прошлась
по детской головенке
дедушки
шершавая ладонь.
До сих пор во мне,
уж не ребенке,
тлеет
ее ласковый огонь…
А в ту полночь
в духоте запечной,
ничего постигнуть
не успев,
я услышал
тоненький, извечный
похоронный
бабушкин напев.
Дед лежал
с закрытыми глазами,
как-то непривычно
присмирев.
А над ним
печальными крылами
бился в стены
бабушкин напев…
Трех солдат,
трех сыновей родимых
они с дедом
отправляли в бой.
Но живым,
почти что невредимым,
лишь отец мой, Петр,
пришел домой.
Дед ушел
на вечное дежурство,
старый плащ
забыв забрать с собой.
Но я помню
сладостное чувство
от конфеток
под его полой.
Мать меня
забрала из деревни.
Был медпункт,
завод и город Томск.
Столько лет прошло,
но и теперь мне
часто снится
деда добрый дом.
Всех роднит нас, взрослых,
память детства,
то тепло,
не гаснущее в нас.
Наших предков
доброе наследство
в наших детях
светится сейчас.
…………………...
Я к чему все это
про деревни?
Ты ведь горожаночка,
мой свет.
Я же деревенский,
ты поверь мне.
"Перспектив» у нас
с тобою нет.
Ты идешь,
проснувшись зябкой ранью,
по асфальту,
легкая, как лань.
И лежит меж нами
вечной гранью
древняя речушка
Потудань.