Откуда я беру
свои стихи?
Они итог
игры воображенья.
Они как свежий ключ
в камнях сухих.
Попробуй запретить ему
движенье!
Вот так и память
слабеньким ключом
пробьет в твоем сознании
дорожку.
И в детство
открывается окошко,
когда нам все
бывало нипочем...
…………………………
Я всем гостям,
знакомым и не очень,
ну в общем всем,
кому душой я рад,
показываю
как бы между прочим
тот старый снимок,
словно экспонат.
Я видел -
мама плачет почему-то.
Никто из взрослых
выходным не рад.
Отец мой,
не теряя ни минуты,
мать чмокнул
и бегом в военкомат.
Тогда мне было
годик и полгода.
Всего-то!
Но в конце войны,
когда орденоносную
пехоту
встречали жены,
радости полны,
я был уже
почти что пятилетний,
худющий, прыткий
маменькин сынок.
Подумай сам, читатель,
и ответь мне:
стать «конкурентом»
мне отец не мог?
Ведь я привык к тому,
что каждый вечер
мне перед сном,
на самый на чуток,
она в ладошку
мне свой локоток
сует привычно,
обнимая крепче.
И сказочку на ушко
шепчет мне.
Ее дослушиваю я
уже во сне.
Ну, а в Коканде
этого не стало.
Я оказался
мамочкой забыт.
Она меня
укроет одеялом,
погладит, чмокнет.
Все. Ребенок спит.
А я не спал.
И было не до сна мне.
А где же сказка?!
Где же локоток?!
Их шепот жаркий
бил мне в уши камнем,
а мамин смех
стучал как молоток.
Я понимал,
что папа – это папа.
Я понимал,
что трое нас – семья.
Но воспринять
не мог спокойно я,
когда не я
на мать накладываю лапу.
Бессонницею
стал страдать мальчишка.
Ну разве он
по-детски ведать мог,
что о любви
соскучились все слишком,
что за родителей
возрадовался Бог.
Прости меня,
читатель мой любимый,
но после той
разлучницы-войны
возврат отцов,
живых и невредимых,
для сыновей
и дочерей родимых
проблемой стал
большой величины…