Мой дядька, мамин брат, недавно вернулся «из заключения». Ну, из тюрьмы. Или откуда там они возвращаются? Из колонии. Да. А сидел, вроде, за хранение оружия. Незаконное, само собой.
Так он же хохол! А куда в хохляцком хозяйстве без пулемёта? Ну, вот.
Теперь он прикатил в Омск – у нас вечно украинские родственники живут, пока «не определятся». Он называет меня противным словом «барышня», и вообще! …Какой-то он не такой. Совсем. Мне неуютно: образ воображаемый и образ реальный никак не желают совмещаться, хоть тресни. Одно дело писать ему письма: «Здравствуй, дорогой дядечка Витечка», – и совсем другое – видеть перед собой это холёное лицо, эти руки с аккуратно подстриженными ногтями; с отвращением наблюдать, как он часами сидит перед зеркалом, полируя зубы самолично приготовленным порошком, а перед сном истово, с полным погружением в процесс, укладывает волосы на башке под специальную сеточку… Как колет себе в ногу «витаминчики» – надо ж так себя лелеять, а? Жуткий же ужас!
Больше всего он похож на гладкомордых неотразимцев с доисторических открыток, томно глядящих из виньеток в форме сердечек, бр-р-р… Я у него же их в альбоме и увидела, когда он пристраивал в свою галерею писаных красавиц, «губки бантиком», фото очередной жертвы его обаяния, восемнадцатилетней дуры Надьки с обезмыслевшими от счастья глазами. Дядька, кстати, потом на ней женился, хоть она ему в дочки годилась.
Как-то раз, когда дома никого не было, я добыла дядькин альбом из чемодана, стоящего под кроватью, – любопытно же было, что там ещё скрывается у этого пошлого открыточного типа в личной кунсткамере?..
Лучше б я этого не делала! Мало мне было приснопамятных сладких фотокарточек, так я увидела ещё и мерзкую картинку на внутренней стороне обложки! Должно быть, вот это и называлось порнографией, ребята. Потому что очень уж картинка была гадостной: голая дебелая жирнопузая тётка лежит на какой-то вычурной кровати и тянет к кому-то невидимому руку, и сияет, прям как дядькины воздыхательницы, тьфу!..
…Когда подвернулся случай подерзить дядьке – а мы постоянно пикировались, – я ткнула его носом в его позор! Фу, сказала я, срамота какая! Порнографические картинки в альбом наклеивать! А ещё взрослый! У нас только пацаны «с камчатки» – ну, двоечники и хулиганы с задних парт в классе – такое тайком разглядывают!
Дядька почему-то обозлился больше, чем всегда – ага, на воре шапка горит! – и заорал:
— Какая ещё порнография?! Это Рембрандт!!! Знаменитая картина! Шедевр!
Ага, ага, «шедевр»! Небось, одетого никого не вклеил! Не одна же картина у этого Рембрандта?! Так что нечего тут!
…Но и Рембрандт, скажу я вам, хорош! Этакую страхотищу накалякать! Ужас! Как же, – «Даная»! Да если бы Зевс этакое чучело толстомясое увидел, он бы не в золотой дождь обратился, а в бегство!
Так что нечего, нечего!..