Пожалуйста, купи мне ту сумку, добавь на футболку;
Не терплю я людей, размышляющих об искусстве с толком
По мнению их; стихи пишущих, себя – в первую очередь;
Каждого, делящегося мнением личным и часто просроченным,
Мне безразличным, от ревности сморщенным, что на слух таким нежным
И побольше бы трогательным. Удавить по праву захочется
Всех, и себя, как известно теперь, в первую очередь.
Доставая карточку с твоих слов на тебя не похожую,
Сжёг с последним днем года письмо, но влюблен в остальное же.
В шкафу аккуратно сложенное, пометкой на руке оставленной,
Как рассказ или повесть о тебе одним словом, буквой чернильной под кожей
Израненный, хожу по комнате или в больнице с сердцем лёжа
Я посвятил бы тебе всё то, на что никчемные стихоплеты пойти еще могут,
Каждый, и я, как известно теперь, в первую очередь.
Я люблю до грязи улиц тебя, до пыли в углу не протёртой,
До стерильных повязок затхлых по городу смрадному, до
Незнакомых дней безвозвратных. До квартиры пустой без вещей.
До моей эпилепсии, что не случится, когда стенал и знал о падении
Раньше Камю на моей книжной полке, до не протёртой на ней еще пыли
В ожидании с тобой или нет, но найти ту смерть, что всегда повод
Сказать, выход – вот он. Но люблю тебя; и вечнее жить, самая чем молодость,
Без тебя – не смогу, как известно теперь, в первую очередь.