На столе стынет чай
без заварки,
с вареньем.
Вместо чая мне лучше б
сто грамм коньяка.
Столь печальной душе,
где набраться
терпенья,
чтоб рука не сорвалась
свалять дурака?
Чтоб перо нажимать,
как курок
пистолета,
пули-дуры, слова же
остры, как штыки...
Не штыки.
Подлецов не сразят,
а поэта
убивают шутя, злые их языки.
Чай остыл.
День спешит
ускользнуть
на закате.
Не до чая.
Я день догоню в кабаке,
где под музыки шум,
свою молодость
тратя,
жар-девицу поймаю
на лёгкой руке.
Где в угаре шальном
дурь и блажь
колобродит
и, разбавленным, пиво
на стол подают,
от себя,
забывая кручину,
уходят,
и гранёным стаканом
крепчайшую пьют.
Этот мир бесшабашный
на миг
выбираю,
чтобы горстями вычерпать
ночь и луну,
а наутро,
в тоске
по вчерашнему раю,
я к замёрзшему чаю
устами прильну.
1991 г.