Ей рюкзак оттягивает плечо, но ведь каждым плечам – по своей сверхноше.
Она жадно целуется, горячо и не верит в слова «я тебя не брошу».
Кто-то из <…> уходит всегда живым. Оставляя другого с нутром гниющим.
Приезжают родители к молодым, заставая кого-то больным и пьющим.
В нашей story был непростой сюжет. Не такой, как у прочих. Не по шаблону – кратко.
Я ее заставал в окружении бед, изможденной, склонившейся над тетрадкой.
Говорил ей каких-нибудь пару фраз, наблюдал, как она в один миг живела.
Взбаламучена зелень болотных глаз, и покрыто мурашками хрупкое тело.
Но когда уходил я, она не спала. Рассекала шагами нутро коридоров.
Наяву ли? Была ли она? Не была? Ускользнула – с бесшумностью юного вора.
Да, я сам виноват, я был резок тогда. Ведь в ответе за тех мы, кого приручили.
И стекает со сточных карнизов вода. И шагает та девочка новые мили.
Ей за ворот текут ледяные ветра, но она отчего-то не чувствует дрожи.
Она вечно смешливой была в вечера, но теперь так смеяться (не хочет?) не может.
Ну а я побреду, словно жилистый волк, на квартиру мою…и супруги. Остаться.
Если есть в мире Бог, да простит меня Бог. И вернет этой девочке право смеяться.
25.11.2015